Дед невесты, Мошек Нискер, приехал в Рио в тридцать шестом году. Стал клапером[99], то есть торговцем вразнос. Товар носил в чемодане. Ставил чемодан на улице и громко хлопал в ладоши. Из домов выходили клиенты. Мошек им всё давал в кредит, а раз в месяц собирал долги – один-два крузейро. В других районах тоже ходили по улицам польские евреи с чемоданами. Обычай торговать в рассрочку завели в Рио клаперы из Опатова, Островеца, Шидловеца, Сандомежа… У каждого был чемодан, свой район и постоянные клиенты. Бросив торговлю, клапер уступал клиентуру другому польскому еврею.
Через десять лет Мошек Нискер уступил клиентуру человеку, который только что приехал из Польши.
Это было в сорок шестом году.
Человек этот рассказывал…
Мошек Нискер начал понимать, что случилось с его родителями, дедушками и бабушками, дядями и тетями, братьями и сестрами.
Втроем – он и еще два клапера из Островеца – наняли учителя и начали готовиться к вступительным экзаменам.
Когда Мошек Нискер стал врачом, он отправился в свой район. Останавливался под окнами самых бедных. Хлопал в ладоши. Говорил: теперь я буду вас лечить.
Дома бедняков были сколочены из досок и картона. Про полиэтиленовую пленку тогда еще не знали, так что после сильного дождя картонную хибарку приходилось сооружать заново.
Доктор Нискер сидел в одной из таких хибарок. На улице ждала толпа. Доктор принимал всех и ни с кого не брал денег. Лекарства приносил с собой и раздавал больным. Так продолжается по сей день. В Копакабане он принимает богатых за деньги. В фавелах – трущобных кварталах – даром. Он ведь читал “Цемент”, его брат сидел в тюрьме, и сам он уважал идеалы социализма. “Что такое социализм? – повторяет мой вопрос доктор Нискер. – Это я, а мне не нравится эгоизм, не нравится бедность, я за справедливость. Знаю, в мировом масштабе это нереально, но нельзя жить только реальной жизнью…”
Церемония бракосочетания внучки Мошека Нискера пройдет в синагоге.
Даниэль Нискер, врач, станет женой банковского служащего.
Веселье начнется в десять вечера.
Играть будет ансамбль Варды Хермолин. Они могут и ламбаду сыграть, и спеть “А идише маме…”.
“А идише маме…” нужна обязательно, потому что свадебные гости должны немного поплакать.
Поплачут те, что из Островеца. Там были настоящие еврейские матери.
Женщины в парче, муслине и кружевах, привезенных из Италии и пошитых в “Maison Liliana”, – ряженые матери. Не о них будет петь Варда Хермолин.
А когда матери поплачут, начнутся танцы.
Ципа Городецкая (вернемся к Ципе) будет за ними наблюдать.
Если ее пригласят на эту свадьбу.