— Что вы делаете, Саверио, в стольких комнатах? — спрашивали у сапожника соседи.
— Ничего.
— Ведь там спокойно две семьи поместятся!
— Да что вы мне-то говорите? — возражал старик. — Пойдите, скажите хозяину. Для меня, сами видите… Мне много места не нужно.
Старая владелица дома умерла, а ее наследники, жившие за городом, даже, не удосужились до сих пор приехать взглянуть на свое наследство. Что касается квартирной платы, то собирать ее поручили Темистокле, часовщику, имевшему мастерскую на улице делла Биша.
— Темистокле, — время от времени обращался к нему кто-либо из жильцов, — нельзя ли занять одну комнатку у Саверио? Он-то лично ничего не имеет против, она ему ни к чему. Ну за плату, понятно…
— Ничего не могу поделать, — разводил руками часовщик. — Хозяева собираются весь дом перестроить заново, а чем больше будет семей, тем это будет труднее.
— Что же они никогда не появляются? — вмешивался кто-нибудь. — Ни поговорить с ними, ничего. Ведь дом-то того и гляди рухнет. Ремонтировать его надо, вот что. Странные люди! Получают в наследство дом и даже не приедут взглянуть, какой он и что!
— Да чего вам жаловаться? — возражал Темистокле. — Ведь вы сами хозяева. Пожалуйста, забивайте гвозди, открывайте окна, скоблите, замуровывайте — никто вам слова не, скажет. Счастливцы вы, ей-богу, счастливцы! Прихожу я к вам требовать плату? Беспокою вас, напоминаю?
— Да! Попробуй мы не заплати! Быстренько выселите!
— Я? — восклицал Темистокле, прижимая руки к груди с видом горестного возмущения. — Я?!
— Ну ладно. Только скажите хозяевам, что не сегодня-завтра учитель слетит мне на голову, — замечал Арнальдо, жилец со второго этажа.
В таких случаях Темистокле отделывался шуткой.
— Учитель? — восклицал он. — Это же пушинка! Вы и не почувствуете — как будто вам бабочка на голову села!
Нунция каждый раз, когда приходила платить за квартиру, показывала деньги, а затем прятала руку, как будто серьезно намерена была вручить их только после того, как получит желаемые обещания.
— Окна больше не закрываются, — сообщала она. — Все рамы скособочились. Ну разве это дело? Никогда нельзя поговорить с хозяевами!
Темистокле закатывал глаза и шептал:
— Синьоры! Важные господа! Живут в отдельной вилле, этакой… знаете? Они даже номера вашего дома не знают. У них этих домов столько!.. — он щелкал пальцами. — Во всех местах. А потом за такую плату… Лучше уж не привлекать их внимания.
И Нунция, вздохнув, отдавала деньги и уходила восвояси.
На втором этаже, как раз напротив Нунции, жил парикмахер Арнальдо, который после смерти матери привел к себе женщину, не здешнюю, а откуда-то издалека. «Блондинка», как все в переулке ее звали, постоянно уклонялась от любых попыток панибратства со стороны жильцов и поэтому была окружена ореолом таинственности. «Должно быть, она настоящая синьора, которая бог весть как попала к нам в переулок, — думали все. — Скорей всего ее просто окрутил парикмахер».