— И попали мне на голову! А я должна каждый раз расплетать пучок и выбирать крошки. Что вы, на самом деле, думаете, у меня времени девать некуда?
— Ну поймите же, — возражал сверху скрипучий голос, — поймите, что мне совсем ни к чему было смотреть вниз.
— Так сметайте свои крошки на пол, или пусть кто-нибудь другой вытряхивает, которому «к чему»!
— Сколько разговоров из-за хлебных крошек! — вмешался нежный молодой голосок. — Вот испачкали бы вам что-нибудь, тогда еще куда ни шло, а то хлеб! Крошки для воробьев. Скажите уж лучше, что вы не с той ноги встали, вот и придираетесь.
Вслед за этой тирадой в окне показалось веселое лицо Йоле, свежей, цветущей женщины, которая решительно оттолкнула слишком робкую золовку, ошеломленную внезапным нападением прачки.
— Ну и пусть, — парировала Нунция, — и пусть, но, если хотите знать, у меня в волосах воробьи не водятся.
— И слава богу! Пусть там водится что угодно.
— Кха, кха! — закашлял пенсионер.
— Добрый день, маэстро! — тотчас же крикнула Йоле и улыбнулась.
— Здравствуйте, — словно эхо буркнула Нунция.
— О женщины, женщины! — укоризненно проворчал старик. — Вечно-то они ссорятся!
Одна сторона лица у него была уже выбрита, а другую еще скрывали густые хлопья мыльной пецы.
— Наша Нерина, — продолжал учитель своим слабым, надтреснутым голосом, потерянным за долгие годы, проведенные в школе у классной доски, где он изо дня в день глотал меловую пыль, — наша Нерина думает о воробьях, которые летают за окном, и не видит мышей, которых она на самом деле подкармливает.
— Вот-вот, — тотчас подхватила Нунция. — Браво, маэстро!
— Да-а! — не слишком уверенно возразила Йоле. — А знаете вы, в чем дело? Ведь у бедняжки это единственное утешение. Из дома она выйти не может, даже из окна высунуться ей не под силу. Дайте же ей по крайней мере думать, что она кормит воробьев. Сбегись сюда сейчас все мыши — она их даже не заметит.
— Зато я замечаю, — простонал снизу мрачный голос.
Женщины сейчас же высунулись, чтобы увидеть нового собеседника, но Саверио, сапожник, живущий в подвале, не показывался, а только продолжал монотонным голосом перечислять, бесконечное количество подметок и башмаков, испорченных мышами.
Нунция удовлетворенно поддакивала, радуясь, что так вовремя подоспела поддержка, а когда Саверио дошел до башмаков Розетты, найденных под лестницей погреба с отъеденными носами, она не удержалась и крикнула:
— Браво, Саверио!
Побежденная Йоле молчала. Учитель, предотвратив ссору, снова принялся за бритье. Нунция уже успела успокоиться и, почти забыв причину недавней перепалки, удовольствовалась сознанием того, что она по-прежнему хозяйка всего двора и что в этом дворе снова наведен порядок. Вдруг она спохватилась и пронзительно закричала: