Впрочем, подобное наднациональное значение имперской идеи мы можем найти уже в старой немецкой традиции. Акцентирование её более партикулярного толкования можно приписать случайному стечению обстоятельств, которые наконец преодолены, так что её надлежащему восстановлению ничего не препятствует. Не так давно Штедингом было действенно подчёркнуто особое значение этой идеи в переломные моменты и по отношению к «болезням европейской культуры». Но в рассматриваемой имперской идее вновь активизировавшийся римский элемент проявил себя в той же степени, что и германский, [92] и в этой связи нам должна быть понятна та роль, которую и римский элемент может играть в новой европейской идее. Нам известны предубеждения по отношению ко всему римскому, которые муссируются в определённых кругах. Тем не менее, по большей части они опираются на однобокие аналогии. К примеру, подлинное римское право часто путают с правом, которое правильней было бы назвать наполеоновским, и которому нанесли ущерб универсализм и абстрактный нормативизм, означавшие в органичной структуре раннего «имперского пространства» Рима проявления упадка. Равно ошибочным является и прямое отождествление всего римского и католической церкви. Определённо, следует признать, что Рим совместно с католицизмом способствовал формированию имперской культуры средних веков. Но необходимо понимать, о каком католицизме тогда шла речь. Подлинное римское право не было «универсалистским» в современном рационалистическом и просветительско–масонском смысле; это была форма определённого пространства или империи, которые имели в основании таким же образом определённый культурный и человеческий идеал. Католицизм средних веков также был обращён к христианству, отождествлявшему себя преимущественно с сообществом арийских европейских наций. Это сообщество представляло собой органичное и воинствующее единство, в котором этика верности и чести пользовалась большим уважением, чем добродетель аскезы и всеобщего человеческого братства. Роль, которую играла тогда антиеврейская идея, также известна.
Если мы будем придерживаться такого католицизма его мужественного периода, то различим в нём ценности, которые не обязательно противоречат арийско–римскому и арийско–германскому идеалу. Нужно помнить, что для многих народов Европы католицизм означает наследие многих веков, которое нельзя просто так, без разрушительных последствий, выбросить за борт. В этом отношении подобающие исправления и отбор скорее приведут к подлинной, общей цели, чем сплошное отрицание. Высказывание Муссолини, вызвавшее в свое время возмущение в широких кругах, гласит: «Без Рима христианство, возможно, осталось бы одной из сект, которыми кишит Палестина». В этих словах содержится указание католическим странам — а именно заново открывать и подчёркивать то арийское и «римское» в католицизме, что он, несмотря ни на что, содержит, тем самым делая шаг навстречу символам и идеалам, которые иные европейские народы в состоянии осуществлять без окольного пути обращения к католицизму и христианству, основываясь непосредственно на своих арийских традициях. Как бы то ни было, решающим является ясное понимание того, что и новому порядку потребуется основание, подобное тому, которое — несмотря на компромисс с католицизмом — в формировании европейской культуры средних веков представлял римский элемент. Если империализм — это система власти, в которой одна из частей навязывает себя остальным составляющим, которые она эксплуатирует и направляет, то империя, напротив, означает высшую справедливость