— Слышь, властелин нулей и калькуляторов… — в дверях вновь появилась голова Лёшки, с волосами стоящими дыбом и пакостной улыбкой во все тридцать два зуба. — Ты ещё жив или как? Судя по зверскому выражению лица жив. Печальненько. Давай, собирай мозги в кучу и подгребай на бар, там шеф изволит гневаться и жаждет лицезреть твою худющую рожу.
— И на кой хер?
— А я знаю? — искренне, ну почти, удивился Шут. — Наверное, жаждет узнать подробности того, каким макаром ты обзавёлся небранной дочерью года так три назад…
— Чё?! — Кощей, успевший привставать из-за стола, благополучно грохнулся обратно в кресло, свалив лежащую на краю стопку бумаг на пол. Проследил за её полётом и охрипшим голосом переспросил. — Какая к чёрту дочь?!
— Очаровательное чадушко трёх лет от роду, темноволосое, темноглазое и такое обаятельное, что Кавай-сан по сравнению с ней отблеск закатного солнца на клинке самурая, — высокопарно протянул этот паяц и гоготнул, явно что-то вспомнив. — Мама у неё, кстати, тож ничего!
— Шут… — медленно проговорил Кощей, понимая, что ни хрена он не понимает. Честное слово, в документации за два года разобраться проще, чем сообразить, о чём вообще тут идёт речь.
— Аюшки?
— Иди к чёрту, — от всей души, искреннее пожелал финансист, уткнувшись лбом в ещё одну стопку бумаг. Голова болела, тело болело, душа требовала что-нибудь сломать.
Или кого-нибудь. А впереди ещё дня три круглосуточной каторги, по недоразумению названной работой. Охренеть, мля. Нет, где ж он так нагрешить успел, никто не подскажет, нет?
— Не, к шефу без тебя не рискну шагать, — задумавшись на пару минут, с самой серьёзной миной на какую только был способен, выдал Шут. — Тем более, мне велено разузнать из первых уст все грязные подробности твоей семейной жизни, так что… Колись, Кощей, когда успел жениться, да без нас?
— Да вашу ж мать… — простонал Роман, не глядя, наугад, бросив в сторону источника беспрестанной болтовни попавший под руку степлер. Промазал, судя по ехидному смешку, но глаза открывать не спешил. Только буркнул. — Уматывай, лампочка Ильича. Твой жизнерадостный свет портит мою карму. И передай Харлею, что если я не объявлюсь через пять минут, значит, меня заела совесть, задушила жаба, а внутренний хомяк скончался от приступа внезапной сердобольности. Всё, кыш птица!
Как ни странно, Шут в кои-то веки сделал то, что ему сказали. В смысле, скрылся с глаз, оставив бедного финансиста страдать на тему тех самых финансов, что так судорожно поют романсы. Однако, если Кощей надеялся урвать ещё немного времени для сна, то стоило бы хотя бы закрыть кабинет.