Право слабого (Панченко) - страница 3

* * *

- Не дождешься, пресмыкающееся... И тут же солдат пожалел о сказанном. Охранник, конечно, мог не быть посвящен в глубину замысла тех, кто устроил это судилище. И даже наверняка не был посвящен. "Зря я его так он ведь помочь хочет. Извиниться, что ли? Обойдется и без извинений... Все они одним миром мазаны - и судьи-завры, и завры-охранники". А самое главное - бесполезно это. Не убедить. Не упросить. Не оправдаться. И вообще, если уж оправдываться, упрашивать, убеждать - то не к охраннику же обращаться, пусть даже самому доброжелательному.

"...Судья обратился к Осужденному Убийце со следующими словами: - Подсудимый, имеете ли вы что-нибудь сказать в отмену вынесенного приговора? - А то, что я скажу, повлияет на ход дела? - осведомился Осужденный Убийца. - Да нет, вряд ли,- в раздумье проговорил Судья.- Нет. Никак не повлияет. - В таком разе,- сказал Осужденный,- мне хотелось бы отметить, что второго такого болвана, как вы, не найдете в семи штатах и во всем округе Колумбия."

Это написал три с лишним века назад странный, мудрый и грустный писатель Амбруз Бирс, о существовании которого наверняка не подозревал никто из сослуживцев солдата. Впрочем, во времена Бирса смертная казнь существовала не только в военное время, и назначалась за уйму преступлений, иногда даже не очень серьезных и уж вовсе несоизмеримых с ценностью человеческой жизни. Да и войны тогда происходили не только в космосе но и на самой планете. Кажется, только на самой планете они и происходили: не было тогда выхода в космос. "Да и сейчас не все дела в космосе делаются... кому, как не тебе, знать это?! И хватит. И незачем вспоминать прецеденты из литературы, истории, космонавтики. Главное уже сказано: НЕ ПОВЛИЯЕТ. Встать, что ли, и назвать судью "несусветным болваном"? Зачем, какой смысл..." Что ни говори охраннику, судье, да и вообще кому бы то ни было - на ход дела это не повлияет. НЕ ПОВЛИЯЕТ. Так зачем говорить? "Это ты сейчас такой умный, дружок - пришла непрошенная мысль,- умный оттого, что все-таки надеешься. И будешь продолжать надеяться, даже втайне от самого себя. Будешь искать дружбы конвоира, который встанет у дверей твоей камеры после того, как тебя уведут из этого зала... И будешь просить о дружбе, о милости, хотя бы о сочувствии тех людей - или завров? которые пройдут за тобой, когда...) А вот это солдат предпочел не додумывать. Хотя вроде бы и нацелился он на беспощадную искренность. - ...Послушайте, юноша! - председатель трибунала говорил на земной интерлингве без малейшего акцента - Вы хоть отдаете себе отчет в том, что вы натворили? - Так точно! - вскочил с места сержант, хотя председатель явно обращался к нему. Солдат угрюмо поднял глаза на председателя. Пожилой, даже какой-то блеклый от старости завр (по боеспособности он, конечно, даже сейчас превосходит дюжину командос с Земли - что да, то да, в этом ящерам не откажешь...). Смотрит как будто даже с участием, словно ждет чего-то. Впрочем, поди разберись в выражениях их чешуйчатых лиц... морд... Судья может, конечно, позволить себе милосердие на бытовом уровне. Равно как и охранник. Но - именно на бытовом. - Да понимаю я, все я понимаю. Даже больше понимаю, чем вы думаете...солдат так и не поднялся. Председатель мигнул. При других обстоятельствах это выглядело бы даже забавно: полупрозрачная перепонка, выдвинувшись из уголка глаза, на секунду закрыла его, словно бельмо. Ну, ладно...- сказал он изменившимся голосом.