— Спасибо, ребятня! — ответил он, широко улыбаясь, на нем были наушники, чтобы он мог нас слышать.
Я наиграла первые аккорды поздравительной песни, как мы и репетировали, и дети эмоционально пели, пока Ганнер кивал и смотрел широко раскрытыми глазами рядом со мной. Как ни странно, годовалый был единственным ребенком с чувством ритма.
— У нас есть торт! — закричал Келлер, прыгая вверх и вниз, как только они закончили петь.
— Да? — спросил Шейн, приподняв брови. — Как он выглядит?
— Я принесу его!
— Подожди, дружочек! — закричала я Келлеру, представляя, как голубая глазурь покрывает ковер в гостиной. — Почему бы тебе не позволить Сейдж взять его?
Сейдж выбежала из комнаты, когда Шейн захихикал.
— Что, вы, ребята, делали сегодня?
— Принимал ванну, — сказал Гевин хмуро.
— Играл со своим конструктором! — снова закричал Келлер.
— Не так громко, приятель, — предупредила я Келлера, когда Ганнер пробрался ко мне на колени между мной и гитарой, которой я прикрывала свой выросший живот.
Это было глупо, но обычно ноутбук был наклонен так, что Шейн видел нас с груди и выше, а я стеснялась.
— И мой конструктор тоже! — Гевин закричал Келлеру.
— В основном мой, — насмешливо произнес Келлер.
— Мальчики, — сказал Шейн твердо, утихомирив обоих. — Достаточно.
Боже, вот бы я могла сказать два слова, и они бы моментально останавливались.
— Видишь, папочка? — позвала Сейдж, когда подошла и встала перед камерой, держа небольшой торт, который я выбрала.
— Изумительный торт! — ответил Шейн, кивнув. — Он шоколадный?
— Да!
— Почему бы вам, ребята, не пойти на кухню и поесть торт, а тетя Кейт принесет меня туда.
— Да! — Келлер и Гевин закричали одновременно, из-за их визга Шейн вздрогнул и рассмеялся. Должно быть, перепады громкости убивали его перепонки.
Я отпустила Ганнера, чтобы он последовал за детьми на кухню, и встала, неловко держа гитару перед собой.
— Привет, — сказала я, прежде чем поджала губы и слегка улыбнулась.
— Привет, — ответил он, улыбаясь в ответ в изумлении.
Это был первый раз за последние недели, когда я видела его без детей, залезающих и слезающих с моих коленей, и могла поговорить с ним. И я стеснялась, зная, что мы одни.
— Почему ты с гитарой?
— Эм, — здорово, Кэтрин. «Эм» — не ответ. Давай, соберись.
— Я хочу видеть тебя, — сказал он тихо. — Положи гитару.
— Эм. Я стала немного больше...
— Позволь мне увидеть, Кэти, — приказал он нежно.
Я повернулась вокруг, чтобы поставить гитару на пол и подпрыгнула в удивлении, когда через колонки раздался свист.
Я засмеялась, повернувшись, но смех резко прекратился из-за взгляда на его лице.