— Подожди, — приказал Брам в трубку. — Мишка Кэти, Шейн звонит.
— Что-то случилось? — задыхалась я, высунув голову. Я так долго лежала, что мои руки онемели, и едва могла двигать ими.
— Он говорит, что Ганнер расстроен, и он не может его успокоить, — сказал Брам, вставая с пола.
Я даже не осознавала, что плачу, пока не кивнула, и воздух ударил по мокрым местам на моих щеках.
— Эй, пап, — сказала я хрипло. — Можешь подать мне гитару?
Я неуклюже приподнялась на матрасе и села с помощью Ани, когда мой отец открыл чехол с гитарой в углу. Я знала только один способ, чтобы утихомирить Ганнера так поздно ночью. Резко вдохнув, я нажала кончиками пальцев на глаза, пытаясь контролировать ощущение беспомощности. Мой малыш плакал без меня, и я не могла обнять его или потереть спинку, но могла сделать это.
— Попроси его поставить телефон на громкую связь, — сказала я Браму, мой голос затих на последнем слове. Мой живот был твердым, как скала, и боль ударила меня будто кувалдой, когда я забрала гитару у отца и расположила на своих бедрах. Я дышала через нос в течение минуты, притворяясь, что настраиваю гитару. Я едва могла дотянуться до струн с такой болью. — Поставь свой тоже на громкую связь, братишка, — сказала я, наблюдая, как Брам кивнул и нажал «громкая связь», прежде чем положил телефон на кровати.
Невольный хнык покинул мое горло, когда комнату заполнил звук, плачущих мальчишек, плакал не только Ганнер, но и Гевин.
— Привет, мартышки, — перекрикивая шум, мой голос сломался. — Ганнер? Гевин? Где мои мартышки?
Медленно шум уменьшился в динамике.
— Сеся? — закричал Ганнер. Боже, он звучал напуганным.
— Привет, малыш, — сказала я, поднимая руку и прикрывая глаза. Если не буду видеть обстановку вокруг, возможно, смогу притвориться, что они здесь со мной. — Почему вы плачете?
— Сеся, — хныкал Ганнер.
— Ты должен сесть, хорошо? — крикнула я, мои руки дрожали. — Гевин, ты готов?
— Да, — прозвучал пронзительный голос Гевина.
— Келлер и Сейдж с вами?
— Да.
Я начала наигрывать любимую песню Ганнера и задрожала, когда дети затихли. Я почти остановилась снова, чтобы слышать их. Закрыв глаза, начала петь. Мой голос был глубже, чем обычно, хриплый и надломленный, но это не имело значения. Мой желудок сжался, а дыхание перехватило, когда резкая боль запульсировала между бедрами, отчего плечи сгорбились, а тело начало дрожать, но я не переставала петь.
«Это схватки», — подумала я, когда боль начала угасать. Я рожаю.
Внезапно голос Сейдж донесся через динамик, высокий и чистый, подпевая припев. Я опустила подбородок, стараясь не разрыдаться. Роды подождут.