За последние две недели это был самый тесный контакт между Эммой и Джулианом. Она чувствовала головокружение, это ее пьянило. Его голова была наклонена, глаза парня смотрели на руны, и она воспользовалась возможностью, чтобы осмотреть его.
Сейчас от колеса исходил янтарно-желтый свет; он усыпал его загорелую кожу золотом. Его волосы свободно ниспадали, на лбу они немного завивались. Она знала, насколько кожа на уголках его губ была мягкой и каковы на ощупь его плечи: сильные, твердые и такие знакомые. Ресницы Джулиана были длинными, густыми и настолько темными, что казалось, будто они были натерты углем; она почти ожидала, что на его скулах останется пыль, когда он моргнет.
Он был красив. Он всегда был красив, но она заметила это слишком поздно. И теперь она стояла, уперев руки по бокам, а ее тело болело, потому что она не могла коснуться его. Она больше никогда не сможет прикоснуться к нему.
Он закончил выводить руны, и перехватил стило таким образом, что рукоять теперь была направлена в ее сторону. Эмма молча взяла стило, в то же время он поправил воротник своей рубашки, находящейся под экипировкой. Кожа на его шее была бледнее, чем на лице и руках — там был загар, со слабыми светлыми шрамами от нанесенных и исчезнувших многочисленных рун.
Она должна была подойти на шаг ближе, чтобы нанести руны на него. Руны расцветали под наконечником стило: гибкость, ночное видение. Ее голова едва достигала уровня его подбородка. Она смотрела прямо и видела, что он сглотнут.
— Просто скажи мне, — начал он. — Просто скажи мне, что он делает тебя счастливой. Что Марк делает тебя счастливой.
Она подняла голову, закончив наносить руны; он наклонился, чтобы забрать стило из ее неподвижной руки. Впервые за то время, которое казалось вечностью, он смотрел прямо на нее; его глаза становились темно-синими от цвета ночного неба и моря, распростертого вокруг них, когда они приблизились к вершине колеса.
— Я счастлива, Джулс, — произнесла она. Интересно, какая по счету эта ложь среди прочей? Эмма никогда не была той, кому было легко лгать, но она сама выбрала этот путь. Когда безопасность людей, которых она любила, зависела от ее слов, она понимала, что умеет лгать. — Это… это более разумно, более безопасно для нас обоих.
Его нежные губы сжались в жесткую линию.
— Это не…
Она ахнула. Позади него возникла извивающаяся фигура — она была цвета масляного пятна, ее мохнатые щупальца цеплялись за спицу колеса. Рот был широко раскрыт в виде идеального округлого отверстия с зубами по окружности.
— Джулс!