Он был жилистым благодаря Охоте, не такой мускулистый, как Джулиан, кости его ключиц и плеч были заостренными под ее руками. Но его кожа была гладкой, когда она завела руки вниз под воротник рубашки, поглаживая заднюю часть шеи. И его рот был теплым.
Он ощущал сладостно-горький вкус и чувствовал жар, будто у него была лихорадка. Она инстинктивно приблизилась к нему; она не понимала, что дрожит, но так оно и было. Его губы раскрылись. Он исследовал ее губы своими, посылая медленные волны тепла по всему ее телу. Он поцеловал ее в уголок рта, прикоснулся губами к ее скулам, щекам.
Он отпрянул.
— Эм, — сказал он, выглядя озадаченным. — Ты соленая на вкус.
Она отняла правую руку от его шеи. Прикоснулась к своему лицу. Щека была влажной. Она плакала.
— Я не понимаю, — нахмурился Марк. — Ты хочешь, чтобы все верили, что мы пара, и все же ты плачешь, как будто я причинил тебе боль. Я сделал тебе больно? Джулиан никогда не простит меня.
Упоминание имени Джулиана почти уничтожило ее. Она опустилась на колени у подножия кровати.
— У Джулиана есть еще множество вещей, о которых нужно беспокоиться, — сказала она. — Я не могу заставлять его беспокоиться обо мне. О моих отношениях с Кэмероном.
Она мысленно извинилась перед Кэмероном Эшдауном, который на самом деле не сделал ничего плохого.
— Это не очень хорошие отношения, — сказала она. — Не здоровые. Но каждый раз, когда они заканчиваются, я снова погружаюсь в них. Мне нужно сломать этот шаблон. И мне нужно, чтобы Джулиан не беспокоился об этом. Всего итак слишком много: Конклаву предстоит расследовать последствия смерти Малкольма, наше участие в суде…
— Тише, — сказал он, садясь рядом с ней. — Я понимаю.
Он поднялся и снял одеяло с кровати. Эмма смотрела на него с удивлением, когда он оборачивал его вокруг них обоих.
Тогда она подумала о Дикой охоте, как он, должно быть, был с Кираном, спрятавшись в укрытиях, закутавшись в свои плащи, чтобы защититься от холода.
Он провел пальцами по линии ее скулы, но это был дружеский жест. Страсть, которая была в их поцелуе, исчезла. И Эмма была рада. Казалось неправильным чувствовать, даже тень подобного, ни с кем, кроме Джулиана.
— Те, кто не фейри, находят утешение во лжи, — сказал он. — Я не могу осуждать это. Я сделаю это с тобой, Эмма. Я не оставлю тебя.
Она прислонилась к его плечу. Она испытала облегчение от ощущения поддержки.
— Однако, ты должна сказать Кристине, — добавил он. — Она твой лучший друг; ты не можешь так много скрывать от нее.
Эмма кивнула. Она планировала рассказать Кристине. Кристина была единственной, кто знал о ее чувствах к Джулиану, и она ни на секунду не поверит, что Эмма вдруг влюбилась в Марка. Ей нужно было бы рассказать об этом ради правдивости лжи, и Эмма обрадовалась.