Это был не мягкий поцелуй. Это был не медленный поцелуй. Это был отчаянный поцелуй, словно Престон боялся, что я передумаю в любой момент, поэтому пытался впитать столько меня, сколько мог, прежде чем я приду в себя. Но мои чувства сбежали и оставили меня наедине с этим человеком и его ртом.
Это был жаждущий тип поцелуя, наполненный звуками. Я слышала, как Престон целует меня, рычит и стонет. Мне не нужно было беспокоиться о дыхании, потому что поцелуй был моим воздухом.
Он по-прежнему удерживал руками моё лицо и, притянув меня к себе, поворачивал во все стороны, пытаясь достичь своими губами каждую частичку моих губ. Я сжала в кулаках его куртку, а затем слепо проследила путь до молнии и, расстегнув её, обнаружила под ней рубашку. Я двигала кончиками пальцев вниз по его торсу, запоминая каждую линию его мышц, каждую выпуклость. Добравшись до кромки, я проскользнула руками под рубашку и начала своё путешествие обратно вверх по животу, на этот раз ощущая его тёплую кожу.
Он развернул нас и, переместив одну руку мне на спину, посадил меня на сиденье мотоцикла, а сам встал между моими ногами.
Затем он неожиданно перешёл на новый уровень, и я воспарила. Его рот был молитвой на моих губах, он провёл руками по моей шее, вдоль челюсти, поддразнил мои ключицы.
Все то время, которое мы провели вместе, Престон всегда был разным любовником. В первый раз он был жёстким и грубым: выпускал всю ту напряжённость, что мы возвели между собой. Во второй раз он был нежным и медленным: отмечал то, что мы нашли друг друга. Но это, дорогой Боженька, было волшебно. Он поклонялся мне, благодарил, и каждый поцелуй был молитвой. Каждый поцелуй был настолько нежным, насколько это возможно, и, пожалуй, именно в этот момент — во время этого поцелуя — я поняла, как мне жаль Престона на самом деле.
Мягкость и почтение, с которым он прикасался ко мне, сломали что-то внутри меня. Построенная мной плотина и возведённые стены рухнули. Каждый его нежный поцелуй походил на шар для сноса зданий для моего самообладания. Слезы начали течь по моему лицу, но впервые за несколько месяцев они представляли собой смесь грустных и счастливых.
Всхлип сорвался с моих губ, когда Престон сжал мои бёдра и приподнял меня, отрывая от земли. Не раздумывая, я обвила ноги вокруг его талии, после чего он сел на мотоцикл, балансируя на нем, а я устроилась у него на коленях. Он начал двигать руками вверх, перемещая те по моей спине, и, достигнув плеч, ещё сильнее притянул меня к себе.
Я заплакала и уткнулась лицом в изгиб его шеи, тем самым высвобождая всё то, за что крепко держалась с того дня, когда решила, что мой мир развалился. Престон позволил мне плакать. Он держал меня, потирая большими сильными руками все доступные части моего тела. Он шептал, пытаясь меня успокоить.