– Правда? И как же это?
Каратак поднял руки, и железная цепь резко зазвенела.
– Полагаю, речь не идет о бегстве. Даже если мы освободимся от цепей и выберемся из этих камер, думаю, будет чрезвычайно сложно пробраться незамеченными по улицам Рима.
– О побеге я не думал.
– Да? Тогда о чем ты думал, префект?
– Когда шествие окончится, перед казнью тебя и твою семью приведут к императору, который огласит приговор. И у тебя будет шанс просить его милости, повелитель.
– Я не стану умолять своего врага пощадить мою жизнь, – ответил Каратак и фыркнул. – Никогда. Не собираюсь бесчестить себя перед твоим императором и твоим народом. Лучше я умру.
– Тогда ты умрешь. Как умрут и твои братья, жена и дети.
– Да будет так, – сказал Каратак, яростно глядя на Катона.
– Но не обязательно, чтобы так случилось. Вы все можете остаться в живых.
– Если я буду умолять оставить нам жизнь.
– Это так.
– А что, если Клавдий все равно прикажет казнить нас? Тогда мы умрем как трусы. Не откажешь же ты мне и моему роду в достойной смерти?
– В той смерти, которую вам уготовали, нет ничего достойного, – сказал Катон, качая головой. – Это просто смерть. Твоя. Твоей семьи. Но всегда остается шанс жить, если ты им воспользуешься.
– Умолять о нем, ты хочешь сказать.
Катон разочарованно вздохнул.
– Это всего лишь слова, повелитель. Разные слова. У такого человека, как ты, хватит мудрости найти способ обратиться к моему императору, сыграть на его тщеславии и чувстве милосердия. Заставить его уважать тебя. Заставить его понять, что для него больше чести оставить тебя в живых, чем умертвить. Это возможно. Я бы предпочел, чтобы ты в мире провел остаток своих дней, а не был удавлен, будто пес, на потеху черни.
Искренность слов Катона поразила Каратака, и он сверкнул глазами, глядя на римлянина. Сделал глубокий вдох и выдохнул, опуская плечи.
– Я устал от жизни, префект. Смерть будет лишь освобождением из этой мрачной дыры, куда меня бросили. Я готов к смерти.
– Мне жаль слышать это.
– Буду тебе благодарен, если ты меня оставишь. Я бы хотел приготовиться к смерти. Я буду собран и подам должный пример моим родным. Уходи, прошу.
Катон хотел в последний раз попытаться убедить своего бывшего противника, но передумал. Каратак прав. Его право выбирать, как ему умирать. И Катон встал. Склонив голову в знак прощания, он повернулся и постучал в дверь камеры.
– Я закончил.
Громыхнул засов, и тут Каратак прокашлялся.
– Префект Катон, – сказал он.
Катон обернулся.
– Благодарю тебя, что пришел ко мне, – сказал Каратак. – Я подумаю над сказанным тобой. Ты хороший человек и достойный противник, и мне очень жаль, что мы никогда не смогли бы быть друзьями. Судьба решила иначе.