Но особенной милости Провидения банановые деревья оказались нетронутыми, и даже плоды почти все уцелели. Дик срезал две большие кисти и, закинув их за плечо, пустился к берегу.
Он шел, нагнувшись под тяжелой ношей, и достиг уже половины песков, когда услыхал отдаленный зов. Он поднял голову и увидел лодку посреди лагуны. Эммелина стояла на носу, махая рукой. На полпути между шлюпкой и берегом виднелось весло, которое она, очевидно, упустила, в попытке вернуться к берегу. Ему припомнилось, что начинается отлив.
Дик сбросил свою ношу и минуту спустя был уже в воде.
Когда Эммелина увидела, что случилось, она сделала попытку грести и второпях воронила одно из весел. С одним веслом она становилась совершенно беспомощной, так как нe умела юлить веслом на корме. Сперва она не испугалась, зная что Дик скоро придет к ней на помощь, но при виде увеличивающегося расстояния между лодкой и берегом, холодная рука легла на ее сердце.
Теперь уже берег казался очень далеким, и страшно было смотреть в сторону рифа, так как проливчик в нем явственно расширялся, и казалось, что открытое море затягивает ее.
Она увидела Дика выходящим из леса с грузом бананов и позвала его. Он бросил ношу и опрометью пустился к воде. Когда он поплыл и она увидала, что он схватил весло, сердце в ней дрогнуло от радости.
Держа весло одной рукой и плывя другой, он быстро приближался к шлюпке.
Их разделяло всего-навсего каких-нибудь десять футов, когда Эммелина увидела, что следом за ним, быстро рассекая водную рябь, подвигается темный трехугольник, как будто сделанный из парусины.
Сорок лет тому назад зародыш этой акулы был выброшен в море в виде и размерах жалкой еловой шишки, — готовая добыча для всякого, кому она могла подвернуться. Он избежал челюстей морской собаки и многих иных хищников: жизнь его была сплошным рядом чудесных спасений от смерти. Из миллиона таких же зародышей, появившихся в тот же год, уцелел лишь он, да еще несколько остальных.
Тридцать лет акула хранила лагуну для себя, как свирепый тигр джунгли.
Она знала пальму на рифе, когда та только лишь зарождалась от семени, и знала риф до рождения пальмы.
То, что она пожрала за это время живых существ, составило бы целую гору, а между тем она была так же чужда вражды, как меч, и столь же жестока и бездушна. Она была духом лагуны.
С внезапным криком Эммелина указала гребцу на хищницу. Он оглянулся, бросил весло и поспешил к лодке. Между тем Эммелина схватила оставшееся весло, нацелилась и метнула его лопастью вперед в акулу, теперь уже явственно видимую и близкую к пловцу.