Оставался журнал "Араго": в нем, несомненно, были обозначены широта и долгота подобранных лодок.
Но "Араго" все не прибывал в Панеити. Лестрэндж просматривал списки запоздалых судов день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем; напрасно, ибо "Араго" так и не явилсл на место назначения. Нельзя даже утверждать, что он погиб; он просто был одним из тех кораблей, которые никогда не возвращаются из плавания.
Потерять любимого ребенка — величайшее несчастие, которое только может постигнуть человека. Я не говорю о смерти. Ребенок выбежал на улицу или был временно оставлен нянькой, — и вдруг он исчезает. Сердце на миг сжимается, но тотчас рассудок напоминает, что ребенок не может потеряться в городе, что его привезут соседи или полиция. Он может возвратиться каждую минуту. Но минуты идут, а его все нет; день переходит в вечер, и вечер в ночь, и вот занимается заря, и раздаются будничные звуки нового дня.
Бы не можете сидеть на месте от беспокойства; бежите из дома, для того лишь, чтобы тотчас возвратиться, — нет ли вестей? Вы все прислушиваетесь, и всякий звук вас волнует; стук колес на улице, шаги прохожих полны невыразимой грусти, а звуки музыки и веселья кажутся чудовищными, как хохот в аду.
Если бы кто-либо принес вам труп ребенка, вы плакали бы, но благословили бы его: всего убийственнее неизвестность.
Вы сходите с ума, или — продолжаете жить. Года идут, вы уже старик. Вы говорите себе: «Теперь ему было бы двадцать лет».
Лестрэндж был богатый человек, и у него оставалась та надежда, что детей подобрал встречный корабль. Дело шло о детях, заблудившихся не и городе, а на Тихом океане, и для того, чтобы оповестить о пропаже, требовалось покрыть объявлениями весь мир. В награду за известил о потерянных было назначено десять тысяч долларов, за возвращение нх — двадцать; и объявления о том появились но всех газетах, какие только могут попасться на глаза морякам.
Но годы шли, не принося ответа на объявления. Однажды пришло известие о двух детях, спасенных поблизости от Жильбертовых островов, но это оказались другие дети. Случай одновременно удручил и ободрил его, как бы нашептывая: «Если эти дети спаслись, то почему бы не спастись тем, которых ищешь ты?»
Страннее всего было то, что в глубине души он чувствовал, что они живы. Рассудок рисовал их смерть на двадцать разных ладов; но оттуда-то, с великого синего океана, доносился шёпот, говоривший, что они живы, и там ожидают его.
Он был одного темперамента с Эммелиной, — такой же мечтатель, с душой, настроенной для восприятия тонких лучей, идущих от духа к духу, и даже исходящих от неодушевлённых предметов. Человек с более грубой натурой, быть-может, страдал бы одинаково, но скорее отчаялся бы в поисках. Он же упорствовал, и в конце пятого года не только не отказался от них, но паши шкуну и колесил полтора года по океану, посещая малоизвестные островки. Раз даже, сам того не зная, он побывал на острове, отстоящем всего за триста миль от Голубой лагуны.