– Ну что, поехали?
– Давай, трогай. А ты, я смотрю, бодрячком.
– Я уже две такие употребил, пока тебя ждал.
– А как я домой попал?
– Так я и сам не помню. Я вообще в машине очнулся утром. Замерз, как собака. Заехал в магазин, купил лекарства и к тебе. Да уж… Вот это посидели. Голова трещит, словно в нее кол забили.
– Это да. Ладно, поехали, а то Сашок, наверное, нас заждался.
– Не беспокойся. Я его в архив послал кое-что нарыть, так что это мы его ждать будем.
– Нафига ты его туда отправил? Мы же вроде собирались посетить этого… Комарова! С ним пообщаться.
– Мне что-то с утра идея одна пришла в голову. Думаю, дай-ка проверю. А с этим несчастным Ромео мы и после обеда поговорим. Адрес его есть, так что никуда он от нас не денется. А потом и до этого компьютерного гения доберемся.
– А что за идея? – Сергей поставил банку на торпеду.
– Да по поводу последней жертвы.
– А что с ней не так? Вроде же все ясно.
– Да черт его знает. Хочу проверить кое-что. Так сказать, бредовые мысли. Похожие дела поднять за последние пять лет. Их не так много должно быть, так что, думаю, Сашок до обеда управится.
– Не понял, Стас. Ты сюда прибыл, чтобы Санитара ловить или висяки разные поднимать? Что за бред? – Самойлов схватил пиво, жадно допил его до конца, после чего нервно смял жестяную банку и выкинул в открытое окно.
– Да брось. Давай проверим. Терзают меня смутные сомнения, Серега.
Глава XXXI
Самая изощренная хитрость дьявола состоит в том,
чтобы уверить вас, что его не существует.
Ш. Бодлер
– Проснись. Проснись. Слышишь меня? Проснись, Макс!
Я открываю глаза, в комнате темно. Прислушиваюсь. Ничего, только тишина. Тяжело вздыхаю и понимаю, что что-то или кто-то пытается вырваться из меня наружу. На душе становится погано и тяжко. Грудь ломит. Поднимаюсь и сажусь на край кровати. Так отвратительно, что хочется разорвать грудную клетку и вытащить из себя то чужеродное, что в ней обосновалось. Меня начинает потрясывать, и я неуверенно иду в ванную. Открываю кран, умываюсь холодной водой, еще и еще. Поднимаю взгляд и замираю в оцепенении. Из зеркала на меня смотрит незнакомый человек, щурит глаза, словно оценивает. Медленно касаюсь зеркала. Отражение самовольно отклоняется в сторону и с опаской разглядывает мою руку. На волевом лице незнакомца красуются глубокие шрамы. Взгляд жесткий, ледяной, пронзительный, звериный. Незнакомец осматривает границы своего заточения, затем ощупывает их, начинает метаться в зазеркалье и со всего маха бить по преграде кулаками. Я отшатываюсь назад. Зеркало хрустит, и по нему расползаются паутинки трещин. Он бьет снова и что-то кричит. В ужасе наблюдаю за происходящим. В конце концов, незнакомец выдирает кусок стекла, режет себе палец и выводит кровью на зеркале слова: «Остановись. Он рядом».