Хозяйка кельи вместе с остальными сестрами суетилась сейчас рядом с комнатой Элиссы, чем воровка и воспользовалась. В покоях, куда сейчас проникла Элисса, жила сестра Гая — средних лет женщина ростом едва ниже самой воровки.
Из-за проблем со здоровьем, Гая раньше отходила ко сну, и Элиссе это было только на руку. Она давно заприметила эту женщину, так как не собиралась получать собственную одежду монахини, предпочитая воспользоваться чужой, а эта, как нельзя кстати, больше остальных подходила по размеру.
Сама Гая, судя по расстеленной постели, уже собиралась уснуть или даже спала, когда ее потревожил шум. Так что она облачилась в ночную сорочку, оставив повседневную одежду на вешалке, сорвав которую Элисса стрелой выбежала из чужой кельи.
Где-то снаружи раздался крик, шум и, кажется, топот лошадиных копыт. Кто-то закричал еще раз. Теперь женщина, монахиня, кричала пронзительно и страшно. Погруженная в ночную дрему Скелосова пустынь ожила. Когда Элисса, проклиная все на свете, бежала к подвалам, в часовне при монастыре тревожно забил колокол. Укрывшись в небольшой нише, за плотной шторой, Элисса быстро переоделась, убрав волосы под узкий капюшон одеяния монахини, который она старательно натянула чуть ли ни до самого носа. В темноте подвалов Вирта не сможет ее узнать издалека — получится подобраться поближе, а там….
Элисса покрепче сжала рукоять стилета — лучше пожертвовать одной жизнью, чем подставить под удар всех монахинь. Пусть это будет только ее грех. Элисса заслужила его.
Когда мимо ставшей ее укрытием ниши пробегало несколько сестер, воровка выскочила из-за шторы и последовала сразу за ними. Но когда монахини поспешили к дверям во двор, Элисса побежала в другую сторону, незаметно скрывшись за дверью в подвалы.
Едва воровка успела ее прикрыть, как нос к носу столкнулась с высокой статной женщиной в такой же одежде, что была теперь и на ней самой. В руках неизвестная уверенно держала массивный топор дровосека, а ее глаза горели холодной решимостью.
Элисса никогда не видела сестру Вирту, но сразу догадалась, что перед ней именно она. Прежде чем девушка успела выхватить стилет, монахиня обратилась к ней раскатистым басом:
— Что стряслось, сестра?! Я слышала крики и колокол! На нас напали разбойники?
— Да! — Выпалила Элисса, судорожно кивая и придавая своему голосу тревожную вибрацию.
Темнота у спуска в подвал сыграла воровке на руку и Вирта не могла разглядеть ее лица. В глубине души она возблагодарила судьбу за то, что статная монахиня сама подсказала ей выход из неприятной ситуации. Воровка никогда не верила в Бога, разве что в детстве, до того, как он допустил смерть ее матери и посягательства отчима. Вера Элиссы иссякла, как и кровь, льющаяся из ран на теле попытавшегося овладеть ею мужчины. С тех пор девушка верила лишь в судьбу и удачу. Если первая частенько забрасывала ее в весьма щекотливые и не дающие скучать ситуации, то вторая всегда помогала выбраться из них живой и невредимой. Вот и сейчас две этих неразлучных сестрички были в своем репертуаре — затянули по уши в глубокий омут и сразу же подали руку, за которую воровка и вцепилась когтями, будто кошка. Испуганно всхлипнув, она залепетала: