— Не нравится? — спросил сосед.
Климов не ответил.
— Метаморфируешь, — удовлетворенно сказал сосед. — Хотел измениться изменяешься. Дело нехитрое. Изменщик!
И засмеялся своей шутке.
— Почему ты не любишь меня? — не выдержал Климов. — Что я тебе сделал?
— В том-то и дело, что ничего, — сказал сосед. — Ты умеешь только страдать и мучить других, а сделать что-нибудь не способен.
— Ты обидел меня, — вдруг отозвалась Люся из-под одеяла. — Ты равнодушен к моему горю.
— Я знаю, — вздохнул Климов. — Но ничего не могу с собой поделать. Помоги мне.
— Ну уж нет, — сказал сосед, звякая ложечкой в стакане. — Я тебя топить буду.
— Как? — спросила Люся.
— Страшно мне, — сказал Климов.
— Врешь, — уверенно сказал сосед. — Врешь и не краснеешь.
Люся выглянула из-под одеяла, повертела головой по сторонам, остановила взгляд на Климове.
— Ложись, — пробормотала она. — У тебя лицо бледное.
— Неправда, — ответил Климов сразу обоим. — Ты ошибаешься.
Сосед не ответил, потом проговорил нараспев длинную фразу на незнакомом языке и весело рассмеялся.
— Господи, — сказала Люся, — ну и акустика в этом доме. Нас тоже слышно?
— Слышно, — сказал Климов и погасил свет.
Он нашел эти фотографии. Четыре лица. Мужчина и женщина, мальчик и девочка. Красивая женщина, блеклый пухлогубый мужчина и дети, похожие на мать. Климова неприятно удивило свое собственное лицо. В зеркале оно казалось более красивым и значительным. По крайней мере, в последние дни. Он сел перед зеркалом и стал сравнивать свое отражение и фотографии, сделанные год назад. Люси Дома не было, стесняться было некого, и он морщил лоб, вытягивал губы трубочкой, оттопыривал уши пальцем, растягивал в стороны уголки глаз. Его не покидало ощущение, что зеркало отражает чужое лицо или на лицо надета маска. И то и другое было неприятно. Тонкая пленка серебра отражала мужское лицо с твердым подбородком, большим лбом и пристальным взглядом серых глаз. Черные крупинки серебра на фотографии округлое курносое лицо с большими ушами, маленькими сонными глазами. Между этими людьми было несомненное сходство, какое бывает у братьев, но все же это были совершенно разные люди.
— Это твоя работа? — спросил Климов, уверенный, что его услышат.
Наверху промолчали.
— Эй ты, задрипанный бог! — сказал Климов. — Это и есть твоя метаморфоза? Для чего мне она?
Наверху забулькало, словно переливали воду из бутылки в стакан.
— Помалкиваешь? — угрожающе спросил Климов. — Воды в рот набрал? Я не погляжу, что ты бог, я тебя сам, как черепаху, разделаю.
— Обнаглел, — удовлетворенно сказал сосед. — Богоборцем стал. Ишь ты!