— Твой холуй сейчас получит плетей за то, что по твоему приказу поднял руку на русского офицера. Скорее всего, он умрет. Тебя же, как германского шпиона ждет другая участь. Как говорят в таких случаях НАШИ союзники англичане: "Вы будете повешены непременно за шею и провисите так, пока не умрете, да смилуется Господь над вашей заблудшей душой". Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
Граф мешком оседает на землю, кто-то из казаков оттаскивает его к стоящей неподалеку сенокосилке и привязывает к импровизированному "якорю".
— Начинайте!
Нагайка со свистом полоснула по спине егеря. Он отчаянно изогнулся, быстро засучил связанными ногами, пытаясь унять боль. Я ожидал дикого вопля, но слышно было только невнятное мычание. Рот, скорее всего, кляпом заткнули, чтобы не нарушал майскую ночную тишину… После пятого удара тело безжизненно обвисло и дальнейшее было делом техники. Михалыч послал одного из своих развязать двух егерей, чтобы те убрали тело с лавки. Напуганные зрелищем, они очень быстро утащили тушку куда-то внутрь сарая.
Теперь займемся графом. Оборачиваюсь в его сторону и замираю, как вкопанный… Его нет!.. В смысле у сенокосилки от него только обрезки веревок остались. Сбежал, тварь! Тревогу-то он не поднимет, в его возрасте бегать по ночному лесу — удовольствие еще то. Но и наказание должно быть исполнено!
На границе полумрака и тьмы еле видно мелькает его спина. Уйдет же! И попасть в него сейчас оч-чень проблематично. Но пока начальство думает, подчиненные действуют. Ветерок, на счастье, сдул с луны остатки очередной тучки, стало чуть светлее. Кто-то в полутьме выскакивает на несколько шагов вперед, чтобы глаз сбоку не слепило отблесками пожарища, вскидывает на ходу винтовку, тут же бахает выстрел. Бегущая вдалеке фигура падает. Только сейчас различаю стрелявшего — Семен, сибиряк, "найденый" в фольварке. Находка, что ни говори, отличная. Во тьме, с первого выстрела попасть в бегущую цель, и ведь не случайно. По поведению видно — знает, что попал. Видит мой взгляд, подходит.
— Вашбродь, дозвольте кого в помощь, щас приволокем обратно.
— Ну, земляк-сибиряк! Отлично стреляешь! Как умудрился не промазать?
— Я, Вашбродь, в темноте вижу чуть хуже, чем днем. На охоте с батей научился. А в тайге кабан, да лось могут и не дать второго выстрела. Да этот и поприметней был. Тока вот пулю жалко на такую тварь…
Вот, вроде бы все дела сделали. Автомобиль на ходу проверили, бочку с горючкой "пленные" холуи любезно закатили в кузов. Далее последовали наши нехитрые пожитки, "все, что нажито непосильным трудом" — ящик гранат, то бишь эрзац-авиабомб, мешок с затворами от винтовок (выкинем по дороге), пистолеты немцев — маузер К.96 в деревянной кобуре, принадлежавший ранее фельдфебелю и два офицерских "игрушечных" маузера 1910. Жалко, что люгеров у них не было. Хотя, большой К.96 сделан под 9-мм патрон. Так что разночтений в боеприпасах не будет. Свое место занял металлический ящик из радиофургона, в котором лежат шифровальные книги, документация на самолеты, графская папочка и заветный портфель оберст-лейтенанта. Рядом, кинув на пол кузова пару одолженных в доме тулупов и перинку, казаки бережно укладывают раненого. Под боком у него лежат завернутые в портьеру ружье, шашки и кинжалы. Пойдут на "презенты" начальству. Далее следует ящик консервов и остальные "плюшки". Хозяйственные казаки обшарили все в поисках полезного, и, самое интересное, кое-что нашли. В штабной машине из багажника достали странный агрегат, немного напоминавший то ли водолазное оборудование, то ли изолирующий противогаз. Кожаный шлем с круглым иллюминатором, забранным решеткой, баллон с надписью "Sauerstoff" (в голове опять шепот Дениса Первого — "кислород"), цилиндр, присоединенный к шлангам, еще какая-то металлическая ерунда…