Ни один мускул не дрогнул в его лице. Зеваки с жадным любопытством тянули к нему головы, пытаясь разглядеть признаки малодушия или, что еще забавнее, слепого животного ужаса. Но Ксантив шел так спокойно, будто на помост предстояло взойти не ему. И только в синих глазах застыла боль страшная боль, которую далеко не всякому дано пережить.
Все ближе были шаткие ступеньки лестницы. Толпа раздалась, осталось два десятка шагов. И Ксантив почувствовал, что выдержка изменяет ему… Перехватило дыхание, он на секунду закрыл глаза, опустил голову, предательская дрожь поползла от коленей все выше, захватывая все тело… Захотелось закричать — зажмурившись, чтобы не видеть помост для собственной казни… Прыгнуть в толпу, вырываться до последнего, сойти с ума от бессилия, чтобы не понимать происходящего… Еще немного, и для него погаснет солнце, он уже никогда не откроет глаза, не вдохнет полной грудью. Его не станет… Он видел мир, как часть себя, и себя, как часть мира. Настанет миг, и мир останется, а он… Он не хотел умирать!
Ему казалось, что он еле волочит ноги. Каждый шаг давался ценой колоссальных усилий. Ступеньки… Все его существо кричало: «Поверни!», но он вскинул голову, поставил ногу на первую доску. Ступенька жалобно, сочувствующе скрипнула под его тяжестью. Вторая… Медленно он поднимался над морем голов на площади, и вслед за ним шли подручные палача. Кучи хвороста по краям помоста. Это могила, это его последнее пристанище.
Он прислонился спиной к столбу, вытянул руки перед собой. Ему не было нужды закрывать глаза — стоя на помосте, он больше не видел перед собой символа своей смерти как конечной цели пути. Он пришел. Звон молотков отдавался двойным эхом в ушах, перекликаясь со звоном пульсировавшей крови. Вот надеты браслеты на запястья; цепь, соединявшую их, подтянули к крюку высоко над его головой… Подручные палача, пряча глаза, сошли с помоста.
Гул толпы — возбужденный, радостный… Палач протянул факел к жаровне, смолистое дерево вспыхнуло… Пламя было прозрачным, светло-золотистым на ярком солнечном свету, почти невидимым, только дрожал и струился нагретый воздух вокруг него. Палач замер, ожидая знака царя…
…Керх стоял в глубине помоста, возведенного для царской семьи и придворных. Сюда не проникали солнечные лучи, и возвышенное положение помоста не позволяло толпе видеть, что происходит между царями.
Илона расширенными глазами следила за человеком в центре площади. Он держался с завидным мужеством, но не этого она хотела. Она хотела его паники, его унижения, чтобы он упал на колени, но… Он собрался умереть без единого стона.