Когда разлив безумия стал лениво спадать, божии люди принялись торжественно вешать обезображенные туши на крюки назидания.
Это вам за клевету, за Распятие, за Бога Отца, сукины дети! Вы только вдумайтесь, они вечной жизни чаяли для жирных своих животов, они говорили своих ленивым и бесталанным детям: «Кто, если не ты! Ты достоин, и мы будем жить. Для этого мы родились».
Наблюдая народное торжество справедливости, а также высоко моральный подъем духа, некоторые не могли сдержать невротических слез умиления. Только запах быстро начавшегося разложения свиных либеральных тел несколько испортил всплеск сентиментальности.
Не могли попозже вонять начать! Вот такие они, пауки…
Наконец, убывает и свистопляска кутежа, оставляя за собой плотный туман из угарного чада. На Сенат опустился густой меланхоличный мрак. Угловатые эшафоты, словно вырезанные из черного мрамора, чопорно заскрипели веревками от сырого похмельного ветра, раскачивающего бесформенные туши вперед-назад, вперед-назад».
Смартфон разрядился.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сенат взяли в осаду еще утром 8-го ноября (не успевших бежать князей доставили туда против их воли). В тот же день плотники начали воздвигать из деревянных срубов перед Сенатом башню, на которую вел длинный деревянный мост, украшенный эзотерическими знаменами.
Лишь после того, как сам Катехон в окружении экипированных, статных мздователей торжественно поднялся на башню, катя коляску со своим сыном инвалидом, штурм начался.
При виде на башне Наместника Бога и его больного болезнью Лу Геринга сына хлысты испытывали благоговение. Они не могли представить, что испытывает инвалид, поэтому его «неотмирность» приводила их в трепет еще больше.
Тайна
Кто знает, сколько бы Агат гнил в каземате, если бы неожиданно для себя он не стал… мздователем. В их ряды он попал довольно странно. Правильней даже было бы сказать, что не Агат пришел в «Мздование», а «Мздование» взяло Агата. В конце марта Аполлинарий лично пришел в тюрьму, где держали Агата и заплатил начальнику тюрьмы не маленькую сумму за освобождения юного узника.
Агат не понимал, чем он обязан такому странному спасению, однако, он не сомневался, что за этим стоит Фекла. Но зачем ей трудиться над вызволением юноши после того, как она сама же на него донесла? Несмотря на это, после неясных сновидений, мучивших Агата во время заточения, где-то в тайниках его души образовалось ощущение духовной близости Феклы. И чувство это никогда не покидает Агата, он чувствует, что Фекла рядом и пытается помочь.