– Ты два дня не мог найти времени, чтобы это сказать?
– Я и не собирался говорить. Ни тебе, ни королю.
– Прости, я, кажется, не расслышал.
– Слушай, вы достаточно себя изводили этой историей. Ну, теперь ты знаешь, и что? Вам обоим пора забыть и жить дальше. Прошлое ничего не значит, – зло сказал Генри, сам не понимая, кого хочет в этом убедить: его или себя.
– И это говорит тот, кто едет так далеко ради безделушки, которая возвращает память. Раз ты согласился идти в поход, выходит, цветок памяти тебе все-таки нужен, верно? – Эдвард нагнулся к нему с коня. – Вот только он тебе не достанется, даже если мне придется его разбить. Прошлое ведь ничего не значит, да?
Он пятками ткнул коня в бока, и тот сорвался с места. Генри и поникший Снежок остались стоять на дороге, и несколько долгих, будто растянувшихся секунд Генри задыхался от предчувствия беды. Что-то похожее испытываешь, когда стрела летит в твою сторону, и ты уже заметил ее, но не знаешь, успеешь ли уклониться. Лес вокруг был темным, незнакомым, приближался закат, и сначала Генри решил, что ему не по себе от того, что придется ночевать там, где и его, и коня ночью может кто-нибудь съесть, но тут же понял: дело не в этом. В груди разливалось приятное, успокаивающее тепло. Огонь был рад, что Генри снова один.
– Погоди! – в панике крикнул Генри. – Я еще кое-что знаю!
Эдвард резко дернул поводья, конь поднялся на дыбы и развернулся. Кажется, он решил, что Генри вспомнил еще что-нибудь про Джоанну, но Генри заговорил не об этом:
– Я знаю, что ты хочешь сразиться со зверем и доказать свою силу. А еще я знаю, что за эти полдня четыре раза помог тебе. Один ты бы не выбрался из лабиринта так быстро. Разозлил бы Марту, и она бы в тебя выстрелила. И не догадался бы, как победить Секретницу. А потом отдал бы ей свои силы. Боюсь, если бы не я, твой поход закончился бы еще до заката. Но у меня тоже есть проблема: я больше не могу сражаться. Не спрашивай, почему. – Генри шагнул ближе. – Давай заключим сделку. Я помогу тебе добраться до места целым и невредимым, ты победишь зверя, а в награду за помощь отдашь мне цветок.
Эдвард коротко рассмеялся.
– Меня тошнит от тебя, – с чувством сказал он.
Он снова повернулся, чтобы уехать, и тут Генри понял, что надо сказать. Каждому можно предложить то, от чего он вряд ли откажется.
– Принц не путешествует без слуг, верно? – обреченно спросил Генри. – Если ты согласишься, я на время похода притворюсь твоим слугой. Буду делать все, что скажешь.
Эдвард подъехал к нему. По его лицу Генри сразу понял, что попал в точку: кажется, больше всего Эдвард хотел его унижения. Хотел так сильно, что этот довод тут же перевесил все остальные.