— Везенье здесь не причем. Нужны лишь деньги и время.
Они повернули на улицу Академика Самарского и пошли к Менделеевской. Слева как пирамида Хеопса, стояла высотка.
— Где тебе понравилось? — спросила она.
— Везде найдется что посмотреть. Наши ездят только на море. Дай нам море, бар с напитками и шезлонг и нам больше ничего не надо.
— Неправда!
— Таких много. Им неинтересно, как живут люди, чем, какие у них города. Если город, то только Париж, Лондон или Нью-Йорк. А многие ли были в Будапеште? Какая там архитектура! У нас если Голландия, то Красные фонари, а посмотреть страну — она вся-то не больше Московской области, — а как игрушка, там даже природа сделана руками человека. Вся страна — творение рук человеческих. Да что далеко ходить — как прекрасен Киев!
— Почему всем нравится Париж?
— Париж — великий город, может, это самый прекрасный город в мире, но прекрасен не только Париж, вся Франция прекрасна, и чем южнее, тем прекрасней.
— Понятно, отдыхать ты предпочитаешь заграницей.
— Я не предпочитаю заграницу, я отдаю ей должное.
— А где ты был в России?
— Питер, Карелия, Золотое Кольцо, Урал, Кавказ, Черное море, само собой. Но еще больше мест, где я не был, но хочу побывать.
— Например?
— Например, на Алтае, на Байкале, на Крайнем Севере, на Камчатке.
Они прошли перед зданием МГУ и повернули обратно. Фигурки студентов тонули в просторе площади.
— Где тебе понравилось в России?
— Везде, кроме Москвы.
— Почему такая нелюбовь к родному городу?
— Москва всегда была патриархальной, и должна была такой остаться. Из нее нельзя делать мегаполис, она перестанет быть Москвой.
— Но когда строились эти здания, — Ольга показала на университет, — они тоже не отражали дух Москвы.
— Они отражали нас, чем мы тогда жили.
— Ну и чем же?
— Мы строили коммунизм.
— Коммунизм — утопия.
— Но мы в нее верили. А Москва-Сити что отражает? Лондон? Йокогаму? Все это чужое нам. Стекло и бетон до неба — символ власти денег.
— Так строят сейчас по всему миру.
— Заложите новый город и постройте в духе времени, если так надо. А Москву надо было оставить в покое. Как Питер. Но теперь уже поздно об этом говорить. Питеру повезло, он остался самим собой.
— Ты пессимист.
— Нет!
Он перебежал с тротуара на площадь, распластал руки и задрал лицо вверх.
— Как же здорово! Здо-ро-во!! — крикнул он.
Несколько парней и девушек обернулись в их сторону. Зудин сиял улыбкой.
— А ты говоришь — пессимист. Тебе не хочется порадоваться со мной на пару?
— Я не проявляю радость так бурно, — пробормотала она. — На нас смотрят.
— Ну и что. Мне так хорошо, что я не могу держать это в себе.