— Это ко мне, бабушка!
— Кто пришел, тебя спрашивают!
— Это ко мне! — Ольга топнула ногой в тапке.
— Кто?
— Какая разница? — Ольга сделала нетерпеливый жест и повернулась к Зудину. — Иди на кухню. Я сейчас.
Кухня была тесной. Он сел за стол спиной к плите, и тут же пересел, чтобы лучше ее видеть. Зудину было слышно, как они разговаривали.
— Что такое, бабушка?
— Кто пришел, я спросила.
— Ну, что за дело? Это ко мне.
— Пусть зайдет сюда.
— Ты сейчас не в лучшем виде.
— Я на него буду смотреть, а не он на меня. Зови!
— Бабушка!
— Зови, я сказала. Я должна знать, с кем ты встречаешься. Ты еще девушка.
Она вернулась на кухню.
— Можно тебя попросить сделать одно одолжение?
Зудин улыбнулся и вылез из-за стола.
— Конечно. От бабушки у нас не должно быть секретов.
Бабушка полулежала в подушках на неразложенном диване. Из-под намотанного на голову полотенца торчали седые космы. Рядом на табуретке стояли пузырьки и упаковки с лекарствами.
— Стань поближе. Не бойся, не съем.
Он подошел к дивану. Она подняла на него маленькие старушечьи глаза.
— Больно красивый.
Зудин усмехнулся.
— Ольша!
— Что, бабушка?
— Что ж у вас, по-серьезному или так?
— Про такие вещи не спрашивают.
— И правда, чего я, дура старая, когда ты уже голый пупок ему показала, — старуха снова уставилась на него. — Что ж, молодой человек, сдается мне, что ты не очень ей подходящий.
— Почему же?
— Больно весь из себя. Такие больше о себе думают, чем о жене и детях.
— Бабушка!
— Смотри, внучка, тебе жить.
— Пойдем, — Ольга потянула его из комнаты. — Бабушка, вечно ты со своей прямотой! Ну, кто тебя просит?
Старуха отвернулась к стене, махнув рукой.
Когда они вернулись на кухню, Ольга сказала:
— Извини. Она у нас, что думает, то и говорит. Восемьдесят лет. Первое будешь?
— Давай.
— Ее нельзя оставлять, потому что у нее давление. В любой момент может стать плохо.
— Понимаю.
Ольга хозяйничала у плиты, а он смотрел на нее и улыбался от удовольствия. Она поставила перед ним тарелку с супом, а себе — чашку кофе, и села.
— Их поколение смотрит на молодых людей только как на потенциальных мужей. Только брак. Все остальное грех, — сказала она.
— Ты тоже так считаешь?
— Для меня есть любовь и все остальное.
Он жевал хлеб и смотрел на нее, довольный, улыбающийся. Отрывал от ломтя по кусочку и отправлял в рот, роняя крошки в тарелку. Ольга тоже смотрела на него, земная и необыкновенно красивая.
— Суп ничего? — спросила она.
— Обалденный!
Он доел, отодвинул тарелку, и, дурачась, облизал ложку. Она тихо засмеялась, отнесла тарелку в мойку и вытерла стол.
— На второе котлеты с картошкой.