Макс знал с чего начать. Прежде всего нужно перестать быть Новиковым и стать Ворошиловым. Сегодня вечером он не пойдет домой, у него есть дела поважнее — ему нужно выпить. Макс отыскал номер Игоря Павлова.
* * *
Молчанов плохо спал. Его мучала клаустрофобия и постоянная жажда. Температура в некоторых модулях корабля понижалась ниже ноля градусов. Не помогало ни тепло от сжигания кислородных шашек, ни включение отопления на несколько часов в день. Чтобы согреться Молчанов закутывался в одеяло и напоминал снаружи дрожащий летающий ковер.
Связь с внешним миром осуществлялась только через ЦУП редкими и короткими сеансами. Молчанов же грезил об эфирах, которые еще недавно ненавидел. Последняя тонкая нить, связующая его с родной планетой оборвалась. Казалось, что он там и не был никогда, что это был всего лишь яркий сон, что реальность — она здесь, посреди невесомой холодной пустоты.
Члены экипажа все реже общались между собой. После окончания рабочей смены, каждый пропадал в темноте и появлялся только утром. Одна лишь Нака не двигалась с места. Молчанов проводил с ней все свободное время. Он разговаривал с ней, иногда напевал ее песни, используя вместо японских слов универсальные «на-на-на» или «ла-ла-ла». Иногда ему казалось, что она реагировала. Ему вообще стало много чего мерещиться: то огоньки за стеклом иллюминатора, то, вдруг, из темноты выглядывали лица из прошлого, и начинали говорить с ним. Отец как всегда юморил; мама строгим голосом поучала; Бальтазар и вовсе посмеивался над ним, расположившись в удобном кожаном кресле.
Раз в день Молчанов посещал командира Стивенсона в главном модуле. Обычно тот либо ругался с ЦУПом, либо молча просматривал бесконечные электросхемы, не реагируя на Молчанова, не единой мышцей лица. Молчанова это вполне устраивало. Он оставлял командиру порцию антидепрессантов и забирал пустой контейнер от предыдущего дня.
В этот раз помимо командира присутствовали Покровский и доктор Пател. Первый выглядел неживым манекеном, и в его взгляде не было вообще никакого интереса. Доктор Пател все еще кривился в левую сторону, где у него обнаружился перелом ребра. Молчанов все еще чувствовал вину перед ним.
— …насыщение солнечных батарей падает быстрее чем я думал, — зачитывал Покровский с листа бумаги. — Через два дня придётся отключить Щит. Если уровень радиации поднимется вернемся в капсулу и тогда не сможем продолжать ремонтные работы. Еще через три дня отключим систему жизнеобеспечения. Кислородные шашки на исходе.
Командир Стивенсон слушал с каменным лицом, выписывая на листке бумаги какие-то бесконечные цифры.