— Дрочат друг другу, — с зевком, превратившим его слова в неудобопонятное завывание, ответил второй. — Придут — прибью.
— Лишь бы воду принесли. Пить хочется… — часовой насторожился. — Погоди, кто это?
— Да они и идут, — пояснил его напарник. — Точно, вон, канистры тащат… Эй, а вы побыстрей шагать никак не можете? Ползут, ползут…
Нож Мирко перерезал ему горло почти нежно — оно раскрылось, как спелый арбуз, обнажив выплёскивающие кровь срезы артерий. Димка нанёс своему удар под челюсть снизу — длинное лезвие прошло в мозг.
Сашка, Горька, Дик и Олмер подошли к выворотню и на секунду замерли. Потом почти синхронно нагнулись — каждый к "своему". Короткая возня продолжалась не больше ещё одной секунды.
— Может, попробуем пойти в прорыв? — Дик махнул дальше в лес. Сашка покачал головой:
— Кольцо наверняка не одинарное. Поиграли и хватит — уходим. Отдыхать придётся на ходу.
— Захотим отдохнуть — перейдём с шага на бег, — со смешком поддержал его Димка…
…Девчонки ждали парней уже на ногах. Разобрав по куску ещё тёплого мяса, отряд скорым, быстрым шагом двинулся дальше — не отдохнув и двух часов.
* * *
Ловушка, казалось, не успела захлопнуться. Вырезанная засада и то, что всё-таки найденное место стоянки оказалось пустым, привели командование операции в бешенство…
…Первых врагов при солнечном свете увидели утром третьего дня, когда до болота оставалось не больше пяти километров. Но эти пять километров были километрами совершенно ровного поля. Такое же ровное поле расстилалось и километра на три перед цепочкой холмов, поросших лесом — они делили равнину на две части.
Отряд бежал через поле изо всех сил, стремясь добраться до кустарника у подножья холмов. Сашка на несколько секунд приостановился, поднял бинокль, пошарил по холмам. Там было пусто, но у южной и северной их оконечности были видны палатки, сидящие винтокрылы и — движение.
Ловушка всё-таки захлопнулась. Но надежда оставалась — надежда на то, что можно будет пройти эти восемь километров через поле, холмы и снова поле, а там выбраться краем болота.
За пятьдесят часов почти непрерывного движения бегом и быстрым шагом все осунулись, хотя и казалось, что это более просто невозможно. Дик бежал босиком — он отдал свои сапоги Машке, у которой подошвы обуви превратились в окончательные лохмотья. Обувь, впрочем, дышала на ладан у всех- дыры, рвань, лохмотья, обмотки из кусков одежды и вообще пёс знает что. Лишь ботинки Сашки держались с буквально эпической доблестью. Он бы их отдал кому из девчонок, но его размер был велик даже старшим — Люське и Гале…