Всё это время шёл дождь.
На четвёртые сутки преследователи убрались прочь.
Дождь ушёл вместе с ними. А Лесные Псы решили нанести ответный визит. "Нас просто обязывают к этому моральные нормы землян," — утверждал Мирко.
* * *
Представьте себе тихий и спокойный ночной лес в самом начале июня. Звёзды заставляют всё небо сиять. Огромный кряжистый дуб, из-под корней которого выбегает звонкий ручей, раскинул руки-ветви над младшими родственниками, молодой порослью — молодой в сравнении с ним, видевшим ещё те времена, когда на планете не появились даже мьюри.
Именно на его длинных, широких ветвях и устроились Лесные Псы. В сравнении с дубом они казались крохами.
Сашка, Горька и Люська расположились ближе к вершине. Горька сидел, прислонившись спиной к стволу и вытянув по ветке ноги. Напротив него верхом на ветке сидела Люська; между ними лежала карта. Сашка стоял на коленях сбоку — там вполне хватало места. Эта троица обсуждала детали "визита вежливости". Ярусом ниже сидевший со скрещенными ногами Димка то выстругивал защёлки для силков, то этим же ножом щекотал Люське пятки, чем вызывал на себя очередной кусок коры. Галя, устроившаяся на самом конце ветки, чинила куртку.
Напротив по ветке разгуливал Олмер и проделывал — в десяти метрах над землёй — акробатические номера. Зрителями были Мирко, Бранка и Нина, сидевшие на этой же ветке.
Дик и Машка были полностью укрыты тенью — у корней дуба их приняла великолепная моховая подстилка, и оттуда сейчас доносились смех, шёпот и возня.
— Они просто неистощимы, — заметил Олмер, делая кувырок назад. Кувырок оказался неудачным — ноги парня соскользнули, он замер в положении неустойчивого равновесия над тёмной пустотой, из которой злорадно захихикали.
— Будет очень больно, — задумчиво констатировал Олмер, с трудом балансируя на ветке. Ноги съехали окончательно, он рухнул вниз под дружное аханье девчонок — но в последний момент, толкнувшись, буквально кончиками пальцев зацепился за другую ветку — впереди и выше — подтянулся и сел на неё, победно потрясая руками над головой.
— Жить захочешь — и летать научишься, — философски заметил Мирко, со щелчком примкнув магазин к автомату и передёрнув затвор. — Ну вот, всё готово к фейерверку.
— К празднованию Дня Воинов[40], - заявил со своего насеста Олмер, уже беспечно болтавший ногами.
— Во-во, — согласился, кивнув, Мирко. — Отметим и переотметим досрочно!
"Наверху" громко сомневался Горька:
— Ну вы думайте хотя бы, что вообще собираетесь делать! В этой поганой деревеньке не меньше двухсот голов одного населения. А самое главное — уж больно широко она раскинулась…