В шатре, образованном плотным сращеньем ветвей и плодов, густо пахнущем спелым тугим виноградом, они и уселись.
— Как звать тебя, милая?
— Что тебе имя? — Она отвернулась.
— Да, верно, — сказал он. — По имени разве поймешь, что за женщина, с которой ты пережидаешь грозу в чужом винограднике?
Она заразительно расхохоталась. Я как-то забыла сказать: Катерина была хохотушкой и в доме отца все время смеялась, играя в горелки, качаясь в саду на высоких качелях, дразня кур в курятнике «ку-ка-а-ре-е ку-у-у!» или обучая сестер и братишек арабской грамматике.
— Ой, как ты смеешься! — воскликнул он искренно. — Вы, девушки, словно боитесь смеяться. Как будто у вас зубы сгнили во рту. А ты так смеешься! Сидел бы да слушал.
«Он даже не хочет в лицо посмотреть! — Она вдруг обиделась. — Что он? Монах?»
И вмиг перестала смеяться, вздохнула.
— Ах, Пьеро, мне душно! — сказала она. — Сейчас задохнусь и помру, вот увидишь!
— Тогда я помру с тобой вместе, красавица. — И он снял платок с ее светлых волос.
О как она нежно, лукаво, загадочно ему улыбнулась!
— Послушай, — сказала она, улыбаясь. — Неловко сидеть, ноги-то затекли. Давай лучше ляжем с тобой, поболтаем.
— Какая ты умная, смелая! — И он задохнулся. — С тобой так легко!
«Он что, так и будет лежать? — Катерина слегка закусила губу. — Ишь какой! Ни поцеловать, ни раздеть, ни потискать!»
И бархатный свой локоток подложила под голову.
«Она — prostituta, продажная женщина! — поду-мал он быстро. — Отец меня предупреждал, что в деревне одни prostitutы!»
— Откуда ты взялся? — спросила она.
— Скачу из Флоренции в свое родовое имение Винчи. Венчание завтра и свадьба.
— Чья свадьба?
— Моя. — Он опять задохнулся. — Женюсь я.
— Ах женишься! — И Катерина вскочила. — Ну так убирайся отсюда! Он женится!
Горячие крови две, русская кровь и азербайджанская, в ней закипели, она оттолкнула его и, царапая лицо о шершавые листья, рванулась прочь от несвободного парня.
— Куда? — Он тоже вскочил, как безумный, схватил ее за руку и опрокинул на влажную землю. — Я не отпущу!
— Ах ты не отпустишь? Так я закричу!
— Кричи. — Он зажал ее рот поцелуем. — Кри…
Стало тихо. Внутри винограда дышало и билось огромное что-то. Наверное, ангел, упавший с небес, запутался в этом земном урожае и, весь уже сладкий и пьяный от сока, пытался взлететь и вернуться на небо.
Они были шумной волной. Опускаясь и снова вздымаясь, она клокотала обилием мелких, соленых существ: рыб, крабов, медуз, — и осколками острых, разбитых ракушек, и громким дыханьем русалок, глядящих, как смертные люди, бесстыдно толкаясь, бесстыдно хватая друг друга во тьме за спину и ниже, где должен быть хвост, не помнят о смерти и не понимают, что каждый умрет в одиночку и с болью.