Я, наверное, впервые в жизни почувствовала жалость к Каре. Такой обиженной морды мне не доводилось видеть даже у Феньки.
Ричард медленно приближался к Сил, примиряюще выставив руки перед собой.
Ночь была на удивление безветренной, поэтому шепот герцога долетел и до нас с Фенькой.
— Тише, девочка, это я. Ты скучала? Я привел к тебе кое-кого. Иди сюда. Иди ко мне.
Я поежилась, хотя до этого не ощущала холода, и пригнулась, словно почувствовала, как на меня что-то давит.
Возможно, это было чувство вины.
Вины за то, что когда-то я считала Ричарда бессердечным. Я помню, как смотрела на него в карете, когда мы ехали в часовню, и думала, что в браке меня ждут одни разочарования. Что в этом мужчине нет ничего, кроме тьмы, о которой он ничего не рассказывал, но и скрыть тоже не пытался. Я считала его бездушным. Его отстраненность была равносильна веревке на моей шее, медленно стягивающей свои смертельные тиски.
Сегодня я увидела проявление любви.
У наездника нельзя спрашивать, кого он любит больше: маму или дракона? Папу или дракона? Своего сына или дракона? Жену… или дракона. Это как заставить выбирать между едой и водой, между возможностью слышать и возможностью видеть, между воздухом и землей.
Перед Ричардом стояло огромное чудовище. Макушка мужчины едва доходила до чешуйчатого подгрудка. Сил улеглась перед своим хозяином и положила голову на согнутую переднюю лапу. Ричард погладил ее по морде, прижался к ней лбом и что-то зашептал. Теперь я уже не могла расслышать что.
Кара ревниво ходила кругами, пытаясь как-то повлиять на ситуацию, неопределенно порыкивая, желая привлечь к себе внимание.
Но Ричард был с Сил.
— Фенечка, отвлеки Кару, — тихо попросила я своего друга. — Видишь, как ей тяжело?
Тот по широкой дуге принялся обходить огромного страшного дракона и подбираться к более маленькому.
Я же заметила, как Ричард оторвался от животного и поманил меня рукой.
Кивнув, начала осторожно приближаться. Когда подошла, поспешно вложила свою ладонь в его руку. Он ободряюще ее сжал.
— Сил, дорогая, это моя жена. — Ричард говорил с такой нежностью, что меня невольно уколола ревность. — Она тоже наездник.
Дракон презрительно фыркнул. Из огромных ноздрей прямо на нас вырвался теплый пар.
— Сил не очень разговорчива, — принялся пояснять муж уже мне. — Как видишь, у нее нет лапы. Это боевая травма. Мы любим ею хвастаться.
Ричард сказал это с наигранной важностью, но у меня сердце сжалось от проскользнувшей в его голосе горечи.
— Это произошло на гонках? — спросила я тихо.
— Нет, — хмыкнул он. — На гонках мы с ней были лучшими. Всегда. И тогда мы летали не на наших гонках. Мы летали к кочевникам за море. У них тоже имелись свои гонки. Ну а может, есть до сих пор.