Они прошли в комнату, где к Борису опрометью с радостным криком метнулся мальчонка лет трех. Предложив им присесть, молодая женщина, прижимая руки к груди, спросила:
— Ну а хотя бы когда это случилось, сказать можете? — В голосе ее зазвучали слезы.
— Позавчера, часа в два пополудни…
Гуров сжато рассказал, при каких обстоятельствах он увидел «снежного человека» и что ему сегодня сообщил опер Дунаев про схватку с волками. Закрыв лицо ладонями, Марина прошептала:
— Это он…
— Ну, не стоит спешить с выводами… — Лев попытался найти смягчающие моменты в своем драматичном повествовании. — В этом еще только предстоит убедиться.
— Это — он. Позавчера мне на работе было так плохо, так кололо сердце! Я чувствовала какую-то беду. Все боялась, что что-то может приключиться с Димой. Даже с работы звонила в детсад, предупредила, чтобы с него глаз не спускали. А оно — вот что… Где он сейчас?
Гуров, испытывая неловкость из-за того, что ему приходится говорить очень тяжелые вещи, сдержанно обронил:
— В морге отдела судебно-медицинской экспертизы.
— Мне его позволят похоронить? — взяв себя в руки, поинтересовалась Марина.
— Да, разумеется… Правда, вы с ним не расписаны? Но думаю, вопрос с выдачей тела решить можно. В случае чего я походатайствую перед своим руководством, если только не предъявят свои права родственники с его стороны.
Молодая женщина чуть заметно качнула головой из стороны в сторону.
— Родителей у Фрола нет — он сирота. В Нижнем живут его дядя и двоюродный брат, но, по-моему, родственных чувств к нему они не испытывают.
На вопрос Льва: называл ли Фрол при ней какие-то имена, звонил ли ему кто-нибудь не из круга известных ей людей, она долго молчала, а потом неуверенно произнесла:
— Ну, как сказать? За неделю до того, как исчезнуть, он разговаривал по телефону с каким-то человеком. Как я могла понять, Фрол просил его с чем-то не спешить, что у него еще есть какие-то крайне важные, незавершенные дела. Этого человека он назвал всего один раз. То ли Артемьевичем, то ли Арсентьевичем… Но после этого разговора он выглядел расстроенным, даже несколько подавленным.
Задав еще несколько вопросов, в частности, о том, при каких именно обстоятельствах исчез Фрол, Гуров попросил Марину не отказать ему в одном, очень важном вопросе. Поскольку Дима — сын Пятырина, взятая у него проба на генетику могла бы стать своего рода индикатором, который бы позволил определить окончательно и бесповоротно, является ли неизвестный Фролом, или это вовсе не он. Выслушав его, Марина вдруг засомневалась:
— Лев Иванович, я боюсь результатов экспертизы. Понимаете, уже заведомо зная, что погиб именно он, в глубине души я все равно питаю надежду, что это не так, что может свершиться чудо, и Фрол вернется. А экспертиза эту надежду убьет навсегда…