Фортескью так хотелось выманить у нее еще одну улыбку или рассмешить ее. Но, увы, он слишком долго был Фортескью, чтобы с легкостью вновь стать Джоном.
– Ну что же… э… дайте знать леди Брукхейвен, что мы уже получили весточку от леди Тессы. Кажется, после церемонии наш кучер по ошибке доставил ее не по тому адресу, а затем сразу уехал. К несчастью, леди Тессе пришлось пару часов провести на улице, пока недоразумение не разъяснилось и карета не вернулась за ней для того, чтобы доставить на Примроуз-сквер.
Патриция прикусила губу так, что она побелела. Фортескью скрестил на груди руки и сурово уставился на нее. С той же невозмутимостью он продолжил рассказ.
– Но за время отсутствия леди Тессы в доме на Примроуз-сквер случилось непредвиденное. Прислуга, за которой некому было присмотреть, разбежалась кто куда. Осталась лишь кухарка, которая, судя по всему, успела выпить все спиртное, что оставалось в доме.
Фортескью думал, что сейчас-то она рассмеется, но у Патриции лишь глаза расширились от ужаса.
– О, бедная мисс Софи! Мы не можем ее спасти?
Фортескью склонил голову набок и приподнял бровь.
– Не наше дело кого-то там спасать, Патриция. Его светлость не брал на себя обязательства помогать мисс Блейк до тех пор, пока она сама не попросит о помощи. – Фортескью поднял руку, чтобы остановить Патрицию. Он и так знал, что она скажет. – Не наше дело упрашивать своих хозяев исполнять обязательства по отношению к членам их семей.
У Патриции был разочарованный вид. Но тут лицо ее прояснилось.
– Горничная леди Тессы, Нэн, моя подруга, сэр. Могу я попросить кухарку собрать корзинку для попавшей в беду подруги?
Фортескью задумчиво вздохнул.
– А почему нет? Я думаю, что нет ничего предосудительного в том, чтобы послать горничной леди Тессы огромную корзину с едой. В конце концов, она работала в этом доме, пусть и не очень долго.
Патриция просияла, и от этой улыбки ему сразу стало тепло, как будто ясное солнышко вышло из-за туч.
– Да, сэр! Я сейчас же этим и займусь, сэр! – Патриция сделала очередной реверанс и помчалась вниз, неся тяжелый поднос так, словно он был легче пушинки.
Фортескью еще долго продолжал стоять на месте. Потом, будучи на все сто уверенный в том, что его никто не видит, он потер ладонью грудь там, где она болела сильнее всего. Он понимал, что смешон. Патриция ведь даже ни разу не улыбнулась ему лично.
Одно дело – принять решение вступить в войну, но совсем другое – разработать конкретный план действий. Дейдре уже довольно долго смотрела в окно спальни, но ничего обнадеживающего так и не увидела. Отчего-то она не удивилась, услышав с порога тоненький голос: