Джозеф-Жан невольно вздохнул, от этой какофонии голова у него шла кругом. Группки женщин, закутанные в покрывала, отчаянно торговались в проходах; мужчины же, скрестив ноги, сидели с кальянами на ковриках перед своими лавками, и многие из них о чем-то спорили. И важно шествовали ослы, проходившие сквозь толпу крикливых людей с красными фесками и тюрбанами на головах… Всего этого было достаточно, чтобы сбить с толку любого человека.
Джозеф-Жан осмотрелся и снова вздохнул. Нигде не видно Андре. Хотя тот наверняка должен был отправиться сюда, чтобы закупить провизию. Джозеф-Жан ненадолго задумался… Потом развернулся и, покинув базар, направился в хаммам – турецкую баню.
Уже через несколько минут, завернутый в простыню, Джозеф-Жан вслед за банщиком-турком вошел в просторный зал с куполообразным потолком. Свет серебристыми полосами падал из узких окошек, расположенных под самым потолком, и с трудом пробивал плотную стену пара, едва освещая банный зал.
Ну, а Андре… Да-да, конечно, он был здесь! Лежал на приподнятой над полом мраморной плите, а турок с роскошными усами, «прикрывавший» наготу узкой набедренной повязкой, тер жесткой рукавицей спину Андре.
– Я так и думал, что найду тебя здесь, – объявил Джозеф-Жан. – Хорошая мысль, если учесть, что нас ждет впереди. – Он начал с того, что вымылся в одной из каменных лоханей, стоявших возле стены. Потом опустился в облако пара и принялся ждать своей очереди, чтобы его помассировали.
– Так как же? Что-нибудь удалось? – спросил Андре.
– Я получил его, – ответил Джозеф-Жан. – Паша в конце концов сделал то, что полагалось. Мы можем выехать с первыми петухами. Я позаботился о драгомане – переводчике. Лошади уже готовы.
Андре хмыкнул и пробормотал:
– Да, уж пора бы… Это, наверное, набор серебряных тарелок сыграл свою роль?
– Было множество поклонов и расшаркиваний, сопровождавшихся, как мне показалось, исключительно комплиментарными выражениями. Но никакого намека на бакшиш, то есть взятку.
– А я, знаешь ли, люблю давать взятки, – пробормотал Андре. Немного помолчав, добавил: – А теперь, Жо-Жан, заткнись и не мешай мне получать удовольствие. Ведь там, куда мы направляемся, бани не будет…
Джозеф-Жан усмехнулся и, подперев кулаком щеку, глубоко задумался. Увы, с Андре все было по-прежнему, и это очень беспокоило Джозеф-Жана. После смерти Женевьевы прошло уже три года, но для Андре так ничего и не изменилось. Наоборот, с течением времени он еще больше замкнулся в себе. И он не отказался ни от одного из тех кошмарных обвинений, которые выдвинул против собственного отца в ту ужасную ночь. А потом вообще перестал упоминать об отце и о Женевьеве. Остался в Сен-Симоне только для похорон, а затем сразу отправился в Константинополь, забрав с собой Джозеф-Жана.