- Врешь! - растерянно сказала Колесова, стоя у запертой двери.
Катя выглянула из окошечка:
- Ты еще здесь? Иди, все сказано, не о чем говорить больше.
- Ты обманываешь, - нерешительно сказала Колесова.
- Да не мешай мне тут! - воскликнула Катя. - Работа не ждет, пока я тебе отбожусь! Иди, иди, живи с мужем, регистрированная, роди ребеночка без страха!
- Не обижайся на меня, - попросила Колесова и заплакала.
- Я не обижаюсь, - сказала Катя. - Не реви. Тихая ты... Другой раз слышишь - не так воевать-то надо за свое счастье.
- А как? - простодушно спросила Колесова, уже доверчиво глядя на Катю.
- Не знаю, - отвечала Катя. - Мне не доводилось. Только - не так.
Она заметила, что диспетчерская до сих пор соединена с библиотекой, и разъединила их. Завтра она получит выговор. Может быть, ее даже уволят с работы. Все равно!
Колесова ушла. Катя прислонилась головой к щиту с дырочками и словно уснула.
- Катечка! - сказала Настя. - Ты же это не серьезно, что на пушечный выстрел?..
- У нее будет ребенок, - сказала Катя. - Ты видела.
- Как ты можешь! - сказала Настя.
- Иди отсюда, - прошептала Катя, повернув к ней осунувшееся, серое, не свое лицо. - Не трогай меня. Дуры мы, ох дуры...
Она не вполне сдержала обещание, данное Колесовой. И недели не прошло, как Митя подошел к ее окошечку, и она не прогнала Митю и разговаривала с ним, только не "здравствуй" сказали они друг другу, а "прощай".
Встреча с Колесовой была в июне тысяча девятьсот сорок первого года, за несколько дней до двадцать второго числа, когда началась война. Митю мобилизовали сразу. Подошел он к Катиному окошечку в плохонькой одеже идя в военкомат, надевали что ни есть постарей, хорошие костюмы оставляли дома, - в плохонькой одеже, с противогазной сумкой через плечо, враз повзрослевший, будто впервые задумавшийся о вещах, которые прежде не приходили ему в голову...
25
И Павел получил повестку. Стараясь быть веселым, он сказал Евдокии:
- Ну, мама, пошли воевать!
Клавдия, придя с работы, застала в доме сборы. Павел разбирал свои рисунки, Евдокия месила тесто, Катя стирала Павлу белье. Клавдия ахнула, побледнела, возмутилась:
- Ты же художник... Я не понимаю... Ты должен хлопотать... Просто нелепо, чтобы талантливый человек шел под пушки!
Очень тихо Павел сказал:
- Подумай, что ты говоришь, Клаша.
Клавдия заплакала, бросилась ему на шею:
- Не сердись! Я тебя люблю! Неужели это конец нашему счастью?
- Не знаю, - сказал он. - Но пока я буду жить, я буду любить тебя. Помни.
- Ничего не конец, - сказала Катя от корыта. Распрямившись, она откинула мокрой рукой упавшие на лоб волосы, вымытые ромашкой, с завивкой "перманент". - Ничего не конец. Распустили нюни. - Она схватила корыто и грубо сказала: - Убирайтесь, не то ноги оболью. Крутитесь тут... - и выплеснула помои в ведро, обрызгав весь пол.