Вот что было раньше. А теперь — то, что теперь.
— Ах, раскудрыть! — пробормотал Мал-да-удал Штырь, притаившийся на крыше тележного сарая.
Костёр погас. Снег, заполонивший всё небо, сделался не таким густым. Мал-да-удал Штырь услышал протяжный крик в вышине и понял, что делать. Вскинув руки над головой, он закрыл глаза, и в тот же миг канюк обрушился с небес и подхватил его.
Штырь обожал этот трюк. Когда он открыл глаза, мир остался далеко внизу, а голос сверху позвал:
— Лезай сюдыть, паря!
Штырь схватился за тонкую кожаную сбрую и потянул. Канюк разжал когти. Осторожно перебирая руками, юный Фигль полез по сбруе наверх, на спину птицы, и наконец устроился за спиной Хэмиша-летуна, держась за его ремень.
— Явор грит, ты ужо взрослявый, чтоб ИДТИ В Подземновое царство. Сам-то он за Героем помёлся. Везуко тебе.
Канюк расправил крылья и, чуть накренившись, заложил вираж.
Снег внизу… отступал. Он уже не таял, нет, он бежал от загона с ягнятами, откатывался назад, словно море во время отлива, едва слышно, как вдох.
Мораг (так звали птицу) скользила над пастбищем, люди внизу растерянно озирались.
— Одна мёртва буранка и дюжина мёртвых ягнятов, — сказал Хэмиш. — А малой громаздой карги нет. Он забрал её.
— Кудыть?
Хэмиш заставил Мораг подняться по спирали выше в небо. Вокруг фермы снег перестал, но на верхних пастбищах он валил стеной.
И вдруг эта стена обрела форму.
— Тудыть, — показал Хэмиш.
Так, я жива. Почти наверняка.
Да.
И я чувствую холод вокруг, но самой мне не холодно. Это было бы трудно объяснить, если б меня спросили.
И я не могу двигаться. Шевельнуться не могу.
Вокруг белым-бело. И внутри, в голове, тоже белым-бело.
Кто я?
В памяти осталось имя Тиффани. Надеюсь, это я и есть.
Вокруг белым-бело. Так со мной уже было однажды. То ли сон, то ли воспоминание, то ли ещё что-то, для чего у меня нет слов. Вокруг падала белая белизна. И оседала вокруг, и росла, и поднимала меня вверх. Это… это мел холмов рождался и рос в безмолвии на дне давно не существующего моря.
Вот что означает моё имя.
Земля Под Волной.
Тут-то к ней вернулись цвета, накатили и вспыхнули в голове. По большей части — красным огнём гнева.
Да как он посмел!
Он убил ягнят!
Матушка Болен не допустила бы такого. Она ни одному ягнёнку не дала умереть. Она умела возвращать их к жизни.