А на балконе (или на постаменте?) — Ленка. Я знал, что это сон, потому что и во сне думал: «Как это? Маму уволили, папа в реанимации, но в то же время — они вдруг внизу? И опять эта Звездная Звезда!»
Встал, умылся. Прислушался — мама тоже перестала плакать. Я осторожно приоткрыл дверь — она спала. Ну, хорошо, подумал я.
Противно зазвонил мой сотовый. Я его не любил по многим причинам: на нем почти всегда не было денег, он был допотопным — кнопочным, а не сенсорным, как у всех, на него нельзя было закачать нормальные игры. Этого хватало, чтобы не любить мой телефон. Он и сам это понимал, потому редко звонил. А что ему звонить? Кто с заморышем хочет говорить? Я вот и сейчас удивился. Сначала попытался рассмотреть на маленьком, потрескавшемся экранчике номер. Ни фига не было видно. Но отвечать надо — слишком настойчиво и противно верещал телефон — не разбудить бы мать.
— Алло, слушаю.
— Привет. Выйди, поговорить надо, — это был голос Маринкин. Глянул в окно — никого.
— Ты, что ли, Маринка?
— Выходи, надо что-то важное сказать.
Когда я вышел во двор, из-за кустов сирени, которая только начала цвести, возникла Маринка.
— Привет, Кир.
— Привет. Чего надо?
— Тут такая тема, — начала она взволнованно, шепотом и как бы не на своем языке. — Я нечаянно подслушала. В общем, Амбал со своей кодлой сегодня ночью хочет у дядь Миши барана стащить. Это Ленка им шашлык заказала. На спор, что они для нее.
— У зоотехника, говоришь?
— Ну да.
— И что?
— А то, что они тебя подставят. Я все знаю, ты сегодня работал у дядь Миши и изнутри открыл сарай.
Я не стал расспрашивать Маринку о других подробностях, потому что и сам понимал — они, Амбал и его кодла, меня конкретно подставляют. А Маринка на меня так странно смотрела, у нее, оказывается, красивые глаза, как у моей мамы. Дурочка, влюбилась, что ли, в меня? Мне стало как-то неловко, но и приятно. Наверное, не такой я уж и заморыш. Так, ладно, это — все лирика, розовый кисель. Что делать с открытым сараем на скотном дворе?
Маринка сорвала гроздь распускающейся сирени, нервно крутила веточку и все смотрела на меня, странно так смотрела. Я старался на нее не обращать внимания. Тут что-то надо решать, а она. Вот именно, розовый, даже сиреневый кисель.
— Кир, давай пойдем к дяде Мише и все скажем. По-честному.
— Что я, лох последний, что ли?
— При чем тут лох! Это Амбал тебя хочет подставить, как последнего лоха. — Она была убедительна и даже, кажется, красива — вся, не только ее глаза. Хотя, какое мне дело до ее красоты?
Тут из-за угла дома появился рыжий Дениска с моим портфелем.