Андрей рисует схему:
— Смотрите, высота лодки. Общая глубина погружения 108 метров. Остаточная глубина — около 90 метров, — он делает паузу, стуча карандашом по бумаге, а мы опускаем глаза, понимая, какой последует вывод.
Он не знает про дифферент, а мы знаем. Даже при угле наклона в 11 градусов (а позднее говорили, что она лежала под углом 40 градусов) — остаточная глубина при длине лодки 154 метра составляет около 60-ти метров. Это я выверила с помощью линейки и транспортира. Без специального снаряжение и декомпрессионных камер в живых остаться трудно. Но возможно. Если только открыть люк. Но вспомним еще о водолазах, которые могут уходить на глубину 60 метров, как сказал адмирал Куроедов. Они могли открыть люк вручную или применить сварку.
— Они не сделали ни одной попытки спастись! Значит, либо они погибли сразу, либо в ближайшее время, — не спрашивает, а утверждает Андрей Коркин.
Братьев Шубиных мы находим в парикмахерской.
— Пока держимся! — отвечают. — Проблем нет. Появятся, когда жена приедет.
В этой шутке так легко узнать Александра Шубина, капитана 2 ранга, заместителя командира по воспитательной работе подлодки «Курск». Все три брата непохожи только внешне. Николай Шубин приехал из Сургута. Крепкий, коренастый, уверенный — старший.
Младший Владимир прибыл, как он говорит, из Ростовской области. Ошеломляюще похож на Сашу Шубина.
— Я один на родине остался! — обезоруживающая улыбка — Шубинская. Родители старшины контрактной службы Владимира Садового уже спали. Их сын — турбинист. 7-й отсек — его рабочее место. Эта магическая цифра «семь» позволяла им надеяться. Людмила Петровна воспитала Владимира, но она не родная мать. У отца, Сергея Владимировича, Владимир — единственный сын. Садовые приехали из поселка Юганец Нижегородской области.
Заброшенный поселок или нет? А они все в России заброшенные.
Выкарабкиваясь из нищеты, идут ребята на подлодки. Конечно, по призванию! Конечно, по зову сердца! Конечно, мечтая о море!
Иногда гибнут! Наверное, это страшно, когда единственный сын становится заложником большой разрухи, называемой нашей страной.
20 августа.
«Зона бедствия» — ясно говорили все комнаты и залы Видяевского дома офицеров. Потом скажут: дурдом. Возможно — в дурдоме не была. Но некоторые родственники действительно напоминали умалишенных. Каждый уголок этого обычно пустынного заведения заполнен людьми.
В приемной теперь оперативный штаб, телефоны трещат, как в Смольном. В инструкторской — телеграф, можно позвонить по прямому даже за границу. В зале для бальных танцев разместилась финчасть, компьютеры дробятся в зеркальных осколках. Вдоль стены простые деревенские скамьи. Бессильно опустив руки, на них сидят родственники.