— Это была такая необычная пара, — рассказывает Лариса Кузьминская. — Они никогда не ссорились. Толя вообще не умел сердиться. А Галя, Галя так его любила: чтобы он ни сделал, всегда только улыбалась…
Я это ведь я о любви пишу. О той любви, которая один раз в жизни — и навсегда.
Это был чуткий человек. Вспоминаю случай на рыбной ловле бывшего губернатора Курской области Александра Руцкого. Анатолий и тогда был занят, так как отвечал за всю кулинарную программу, но он все успевал.
Дело было так. Все три дня мы «работали» на делегацию: Володя Кузьминский снимал, я записывала. В последний день — кульминация, ловля семги из реки Руцким и его женой. Но в рыбий питомник — берег реки Урицы, журналистов не пустили. Простые смертные не должны были видеть, как отдыхает «сам»: какое роскошное меню приготовлено на «прибрежных» столах, как ловит Руцкой рыбу сачком в перегороженной сетями речушке… Мы с Кузьминским автоматически попали в число папарацци, и хотя конфликт быстро разрешился, настроение было испорчено. Мы стоим в стороне и злимся, и тут появляется Анатолий с большой тарелкой густой семговой ухи. Он ставит ее перед нами и говорит:
— Ну-ка, ешьте! — как-то по-отечески говорит, и на свете становится теплее.
— Я проплавал с Толей Беляевым несколько лет, — вспоминает капитан 1-го ранга Сергей Ежов. — Как-то молодых матросов прислали вечером, уже после ужина, так он их без всяких напоминаний и указаний забрал, отвел на корабль, накормил, помыл в бане и спать уложил. К матросам и молодым офицерам относился поистине с отцовской заботливостью. У самого ведь трое сыновей было! Толе стукнуло уже сорок шесть, а квартиры на Большой земле у него не было, и Лячин помог ему продлить контракт, чтобы затем он получил квартиру в подшефном Курске.
Это была крепкая трудолюбивая семья.
— Ну, дети! — обычно начинал свою предновогоднюю речь Толя, — этот год мы прожили неплохо…
2000-й был особенным. Первый раз Беляевы Новый год встречали его не дома. Объехали всех родственников, как будто прощались. Отдыхали в курском санатории вместе с экипажем. Толя стал более задумчивым, чем прежде, как будто повзрослел.
Они всегда были неверующими — Беляевы. Я говорю они, потому что Галя, как Толя: если бы он верил — то и она тоже. А в последнее время Анатолий пристрастился к церквям. Они много ездили тот год — и всюду Толик как видит церковь, так и заходит. Подолгу стоит, не молится.
Горе обрушилось на Галину Дмитриевну поздно. Она не могла поверить. Казалось, что с ним беды произойти не может. Потому что он был нужен всем. На 40 дней накрыла Галина стол, как Толик любил: