— Рейнхард! — крикнула я. — Угадай, кто дома?
Он никогда даже не пытался. Да и кричать ему было бессмысленно, но за день я успевала соскучиться, и мне хотелось обозначить, что я здесь. Он жил со мной уже год. Роми, моя лучшая подруга, говорила: все равно, что кот.
Это было не совсем так. Очень чувствовалось, что со мной живет не животное, однако я не знала, человек ли. Я должна была думать, что человек, по крайней мере назло Нортланду. Но мне никогда не предоставлялось шанса узнать.
Я выудила из сумочки очередную связку ключей. Ключ от кухни, ключ от его комнаты, ключ от моей комнаты — все, что можно запереть, нужно запереть. Порой я пренебрегала техникой безопасности, по крайней мере до того, как нашла Рейнхарда на кухне, жующим сырое мясо. Он любил есть красные вещи. Вкус ему не был важен.
Тогда я стала запирать кухню, но оставлять его в закрытой комнате, как животное, не решалась. Благородство с моей стороны, надо сказать, сомнительное — Рейнхард был чистоплотным, неагрессивным и тихим. Иногда я думала, если бы он родился обычным человеком, то обладал бы таким же темпераментом с поправками на здоровье или был бы кем-то совершенно иным?
Я открыла кухню, налила себе в чашку воды и залпом выпила ее. Стало окончательно легко, по-ночному тихо и очень спокойно. Так бывает после приступов паники — мир глохнет вместе с чувствами, и остается безразличие, способное победить даже смерть.
Я тихо прошла в его комнату. Он сидел на полу, как и всегда. Перед ним была перевернутая машинка — старая-старая, с облезшей краской и отвалившейся задней дверью. Мерседес времен войны, выполненный очень точно и бывший когда-то роскошной копией роскошной машины, однако за выслугой лет он потерял оба статуса.
Рейнхард не расставался с ним, забрал его из Дом Милосердия, откуда я взяла самого Рейнхарда.
Машина лежала, похожая на перевернутого жука, и Рейнхард крутил ее колесо. Всегда одно и то же — переднее правое. Он склонился над машинкой, наблюдая за движением. Рейнхард был высокий, поджарый человек, на вид очень сильный. Когда он вставал, я едва доставала ему до груди, но за год я научилась не бояться его. Странное дело, другие мужчины вызывали у меня ужас, но он казался совершенно безобидным.
Не вполне отвечающий за свои действия, здоровый будущий солдат не пугал меня. Да я могла считать себя самым смелым человеком во всем Нортланде.
Я прищурилась. Что-то было не так, как обычно. Это вызывало тревогу.
— Рейнхард, — позвала я, зная, что он не откликнется, потому что не знает своего имени. Мне просто хотелось разбить, разобрать, раздергать напряженную тишину. Я привыкла видеть Рейнхарда, как картинку или видеоряд — неизменные зацикленные движения успокаивали и меня. Поэтому я оказалась растревоженной от незначительного, даже не осознаваемого изменения.