Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии (Марш) - страница 23

Сразу же после этого она разразилась слезами. Думаю, ее привлек во мне не по

годам развитый ум в сочетании с чуть ли не детской неуклюжестью, от которой,

возможно, она захотела меня избавить. И, наверное, ее смутила моя чересчур

пылкая реакция: я принялся забрасывать ее стихами собственного сочинения,

которые уже давно забыты и уничтожены. Она умерла много лет назад, но я по

сей день стыжусь этой истории, хотя тот поцелуй и помог мне обрести смысл

жизни и достойную цель. Именно благодаря ему я стал нейрохирургом.

Меня обуревали замешательство и смятение, мне было стыдно за свою

мучительную и абсурдную любовь, во мне бушевали одновременно и радость,

свойственная влюбленным, и горе от того, что меня отвергли. Казалось, будто в

моей голове сражаются не на жизнь, а на смерть две армии, и подчас мне хотелось

убить себя, чтобы покончить с этим сумасшествием. Однажды я решил попытать

судьбу и ударил кулаком по окну оксфордской квартиры, в которой жил

студентом, – однако стекло не разбилось. Хотя, вероятно, за это стоит

поблагодарить подсознание, проявившее осторожность и не позволившее мне

ударить изо всех сил.

Я осознал, что, несмотря на всю глубину своих страданий, не осмелюсь причинить

себе серьезный физический вред, и вместо этого предпочел пуститься в бега.

Решение было принято во время прогулки по набережной Темзы ранним утром 18

сентября 1971 года. К счастью, я понял, что суицид не выход. Дорожка, по которой

я шел, довольно узкая; летом здесь сухо и все зарастает травой, а зимой –

сплошные лужи и грязь. Я пересек весь Оксфорд и миновал Порт-Медоу –

просторные пойменные луга к северу от города. Дом, в котором я вырос, стоял в

нескольких сотнях метров. Может, он даже попался мне на глаза, пока я шел

вдоль реки: местность была до боли знакомой. А если бы я прошел чуть дальше и

свернул в сторону узкого ручейка, который связывает Темзу и Оксфордский

канал, то наткнулся бы и на старый дом смотрителя шлюза. Но, полагаю, еще до

этого я развернулся и двинулся обратно, поскольку успел разобраться с собой.

Старик-смотритель – тогда, разумеется, юноша – уже должен был там поселиться.

Я бросил учебу из-за безответной любви – но отчасти и в знак протеста против

моего исполненного лучших намерений отца, который был непоколебимо

убежден, что я непременно должен окончить Оксфорд или Кембридж, чтобы

преуспеть в жизни. Перед тем как переехать в Лондон, он сам преподавал в

Оксфордском университете. Он заслуживал лучшего сына, но что тут поделаешь:

склонность к бунтарскому поведению запрограммирована в психике многих