нередко затянут смогом, но иногда, если повезет, можно увидеть окружающие его
предгорья, а за ними вдалеке – снежную вершину горы Ганеш, названной в честь
индуистского бога, которого изображают в виде человека с головой слона.
Поначалу я иду в тишине, нарушаемой лишь пением птиц, мимо домов с
зарослями малиновой и пурпурной бугенвиллии у дверей и с буддийскими
молитвенными флагами на крышах, напоминающими разноцветные носовые
платки, которые вывешены сушиться на бельевую веревку. Все здешние дома
возведены из кирпича и бетона, ярко раскрашены и выглядят как составленные в
ряд спичечные коробки с балконами и террасами на крышах, иногда украшенные
резными фронтонами и коринфскими колоннами. Порой можно увидеть
крестьянку, присматривающую за парой коров, которые мирно щиплют редкую
неухоженную траву на обочине растрескавшейся неровной дороги. Повсюду
валяется мусор и стоит вонь из открытой канализации. Собаки спят прямо на
дороге, наверное, измотанные ночным лаем. Неподалеку отсюда стройка, и время
от времени я встречаю женщин, которые несут на спине огромные корзины с
кирпичами, поддерживаемые перекинутыми через лоб ремнями. За жилыми
домами начинается длинная вереница мелких магазинчиков, рассматривать
которые изнутри – все равно что читать сказки или заглядывать в кукольный
домик.
Жизнь здесь протекает главным образом на улице. Тут и цирюльник, бреющий
мужчину опасным лезвием, пока другой клиент, дожидаясь своей очереди, читает
газету; и мясная лавка: на столе разложены куски свежего мяса, а отрубленная
голова вислоухой козы, на чьей морде застыло мрачное выражение, провожает
меня безжизненным взглядом. На земле по-турецки сидит сапожник,
вырезающий из резинового листа подошвы для обуви, а возле него у стены стоят
банки с клеем. Сапожники принадлежат к далитам – неприкасаемой касте в
индуизме; ниже их в местной социальной иерархии только уборщики и
мусорщики. Однажды этот сапожник починил мои ботинки, которые
сопровождают меня по всему миру и которые я усердно полирую каждое утро, –
единственное полезное занятие из тех, что нашлись для меня в Непале, не считая
операций. Мастер отлично справился с работой, и лишь позже, когда я узнал, что
он далит, мне стало понятно, почему поначалу он выглядел таким смущенным,
когда я вежливо здоровался с ним, проходя мимо его лавки. Тут и работник по
металлу, окруженный фонтаном голубых искр от сварочного аппарата; и швея,
притаившаяся в глубине магазина, с прилавка которого свисают на улицу полотна
ткани. Я прохожу мимо и слышу жужжание ее швейной машинки.