Тамара встретила его учтиво, но холодно, показывая своим видом, что вызвала его по важному и очень неприятному делу, что ему придется проявить известную уступчивость и сговорчивость и не противиться ее воле.
— Святой отец! Я пригласила Вас к себе, — начала Тамара сухо и официально, — дабы совместно с Вами обсудить и решить дело, которое одинаково важно как для Вас, руководителя нашей церкви, так и для меня, царицы Иверии. Вы помните, святой отец, что корона дана нам для совершения благих дел, прославляющих наше отечество, а отнюдь не для прикрытия пороков, развращающих народ и порождающих в стране насилие и беспорядок. Скажите мне, чьи беззакония надо карать — того ли, кого Вы сами избрали и возвели на царство, или тех клеветников, которые безнаказанно позорят честь царя, одинаково оскорбляя и нашу честь, унижая и наше достоинство?
Тамара замолчала, ожидая ответа, но Микель тоже молчал, находясь в крайне затруднительном положении. Он понял, что от его ответа сейчас зависит дальнейшая судьба Юрия, и понимал также, что царица спрашивала его вовсе не из праздного любопытства, а для принятия определенного решения, которое имело важное значение не только для личной судьбы царицы, но и для всего государства. Микель пожалел, что перед своим приходом, прекрасно осведомленный о настроении царицы, предугадывая ее намерения, мог бы заранее предвидеть все последствия того или иного ответа. Но Микель всегда действовал резко, прямолинейно и никогда не взвешивал ни своих слов, ни поступков. Микель был неимоверно раздражен крутыми мерами Юрия, разогнавшего из столицы всех его друзей и сторонников, но в то же время он не хотел свергать его с престола, полагая, что если бы царица по закону жила с ним, то могла бы сделать царя послушным и сговорчивым и взять всю власть в свои руки.
— Бог будет судить царя, — изрек патриарх лаконично и уклончиво, — тебе же, как дщери церкви, подобает терпеть и вразумлять его кротостью и любовью.
В другое время Тамара не вступила бы в спор с патриархом, но в такой решительный момент она менее всего была расположена внимать призывам к кротости и терпению.
— Святой отец, в свое время Вы отказались вразумлять кротостью и любовью царевича Сослана и хотели предать его церковному проклятию. Почему же теперь, когда вся страна потрясается соблазнами, Вы молчите и не грозите клеветникам церковным проклятием? Где Ваш духовный меч? Почему он не карает преступников?
Тамара ожидала, что ее слова вызовут гневный отпор патриарха, но он молчал, так как сам двоился в мыслях и не знал, что ему делать. Он никак не мог решить: то ли ему поддерживать царя и восстать против его клеветников, то ли ополчиться против Юрия и, не доискиваясь истины в этом деле, воспользоваться общим возмущением, расторгнуть его брак с царицей. Упоминание о царевиче Сослане подействовало на него угнетающе, и он ответил с угрюмой покорностью: