— Напрасно ты расстраиваешь себя подобной мыслью, — тоже тихо ответила царица, — я полюбила тебя за твое благородное сердце и никогда не забуду твоего великодушного поступка. И я предлагаю тебе — прими мою дружбу! Поверь, любовь перестанет тогда сжигать огнем твое сердце и путеводной звездой засветит тебе в жизни.
Тамара протянула руку, прощаясь с Юрием, и, когда он склонился перед нею, совсем тихо, с неизъяснимой грустью докончила. — И вот мои последние слова тебе: ты мой рыцарь! И как рыцарь будь терпелив и верен! Пусть враги клевещут на тебя. В моем сердце ты будешь жить как благородный русский князь, который не посягнул на мою честь и развязал наши узы. Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть! Прими обиду за меня, и я тебе возмещу сторицей!
— Взяла ты мою душу! Делай со мной все, что хочешь, — почти в изнеможении прошептал Юрий. — Моя жизнь и моя душа в твоей власти навеки…
Он поцеловал край ее одежды, и когда поднялся, возле него уже стоял Мхаргрдзели, давая понять ему, что свидание кончилось. Они вышли, а Тамара осталась одна и долго прислушивалась к мерным звукам удалявшихся шагов.
Тимофей больше, чем его повелитель, был озабочен предстоящим турниром в Акре, так как ему приходилось выполнять непривычную для него роль оруженосца и следить за боевыми доспехами господина.
Сослан предпочитал лучше иметь дело со своим слугой, чем с иноземным, и хотя Тимофей был неопытен в этом деле, но зато он проявлял такое рвение и смекалку, что мог превзойти любого служителя западных рыцарей.
Как-то, вернувшись из мастерской, куда он носил запаять железный нагрудник для лошади, Тимофей неожиданно заявил Сослану:
— Слышно, что султан прибудет на ристалище и говорят, будто сам черт выйдет сражаться с ним. На чьей стороне окажется победа, тому достанется крест господень!
Слова Тимофея пробудили живейший интерес Сослана. И хотя он понимал, что Саладин никогда бы не согласился принять подобные условия для своего участия в турнире, тем не менее он сильно разгорячился, представив на одно мгновение, что победа может принести ему такую драгоценную награду.
— Кого ты разумеешь под чертом? — спросил он, уже любопытствуя знать о всех слухах и боясь допустить оплошность, могущую повлиять на тот или иной исход турнира.
— Того самого, кого здесь больше всего боятся: Ричарда Английского, — объяснил Тимофей. — Говорят, по силе и ловкости с ним не может сравниться ни один человек, а что касается его свирепства, то он не уступит самому дьяволу, оттого все и называют его чертом. Слышно, что французский король боится и завидует ему и потому, не рассчитывая на свои силы, подбирает себе самых сильных витязей, которые могли бы за него сражаться.