— Храбрые рыцари, ратоборцы Ричарда, короля английского, Филиппа, короля французского, — вперед! Сражайтесь за славу! Бессмертие будет достойной наградой за ваши подвиги! Еще не успел смолкнуть призывный возглас герольда, как копья склонились на подпорки, шпоры вонзились в бока коней, противники с быстротой молнии ринулись друг на друга и с такой силой сшиблись посреди арены, что треск копий, гул от ударов мечей, щитов и железных шлемов разнесся далеко за пределы ристалища.
После первого же столкновения арена была усеяна телами людей, копьями и мечами и изорванными знаменами. Те из рыцарей, которые не были вышиблены из седла или успели выпутаться из стремян и вылезти из под упавших лошадей, уже вступили в жестокий бой между собою, силясь скорей одержать победу и получить славу победителя турнира. Противники сходились грудь с грудью, бились в беспорядке, презирая смерть и стремясь к быстрейшему окончанию боя, так как затяжка и промедление грозили каждому из них роковыми случайностями, потерей сил, могущими раньше времени вывести их из строя.
Франки, сарацины изощрялись друг перед другом в ловкости и меткости ударов; состязавшиеся рати рыцарей слились воедино, представляя собой ужасное зрелище. Блестящие доспехи витязей покрылись пылью и кровью, копья и мечи беспрерывно менялись, щиты звенели жалобно и грозно при каждом ударе меча и секиры, как бы напоминая о том страшном конце, который ожидал всякого, кто допустил бы какую-либо оплошность или своевременно не отразил нападения.
Сослан, уцелев после первой боевой схватки, выдержал еще несколько жестоких стычек с наиболее упорными противниками, преследовавшими его с особой настойчивостью и ни минуты не оставлявшими в покое.
Приближался решительный момент, когда большинство рыцарей покинуло арену и остались немногие, рассчитывая в последних сражениях добиться победы. Сослан успел заметить, что среди рыцарей не было ни одного равного по силе герцогу Гвиенскому, и поэтому борьба пока не представляла для него особой трудности. Он не ввязывался в бой, стремясь сберечь свои силы, и больше оборонялся, чем нападал, но наносил такие удары, что противники его быстро выбывали из строя. В это время он увидел, как со стороны англичан отделились двое витязей и один сарацин и помчались на него, как видно, со свежими силами, готовясь вырвать решительную победу на турнире. Они начали поединок смело и дружно, нацеливаясь прямо в шлем Сослана, чтобы сразу свалить его с коня и лишить возможности сопротивляться.
Сослан отбивался от них с большим хладнокровием и выдержкой. Вскоре ему удалось навести одному сокрушительный удар в самую середину щита, а у другого — острием копья захватить край стальной решетки забрала, отчего шлем свалился, всадник не смог удержаться на коне и упал на землю. В это же время сарацин, с необычайным искусством управляющий конем, налетел на него сбоку и, махая длинным дротиком, стал кружиться возле него на своем арабском скакуне, очевидно, преследуя одну цель: довести Сослана этой дьявольской пляской до полного изнеможения, затем вступить с ним в бой и несколькими ударами выбить из седла, заставить признать свое поражение. Он был неуловим и проворен и, наступая на Сослана, как бы насмехался над силой великана, столь беспомощного перед его проворством и ловкостью. Но Сослан обладал верным глазомером и, угадав его хитрый прием, в точности рассчитал круги, делаемые сарацином, и, как только он приблизился к нему, быстро перегнулся в седле, выхватил у сарацина дротик, следующим движением, поразившим зрителей своей силой и ловкостью, он поднял его из седла и повергнул вниз, на арену. Сослан не хотел наносить ему удара, так как считал его побежденным, но сарацин с решительным проворством вскочил на ноги, сел на коня и важно повернулся к нему.