— Успокойся! — тихо сказал Захария. — Царица велела передать, что будет молиться за тебя и никогда не забудет тебя.
Юрий ничего не ответил, но с безумной скорбью помчался вперед, стремясь скорее покинуть столицу. Вслед за ним поскакали воины, военачальники, Мхаргрдзели, и вскоре все они исчезли в горах, окутанных дымкой предрассветного тумана.
Гагели, прибыв в Антиохию, не стал задерживаться в городе, так как здесь правил Боэмунд, человек, привыкший к насильственным действиям, соединявшийся то с крестоносцами, то с войсками Саладина, готовый изменить всем и каждому, всегда преследуя только цели личного обогащения. Гагели помнил, что Боэмунд искал руки Тамары для своего сына, но, получив отказ, затаил обиду против иверской царицы и мог причинить ему большие неприятности.
Не открывая никому своего имени, он поселился в иверском монастыре на Черной горе и стал ожидать здесь возвращения Сослана и Мелхиседека из Акры. Место было глухое и уединенное, и Гагели, боявшийся преследования исмаэлитов, избегал всякого общения с антиохийскими жителями и вел беседы только с монахами и настоятелем монастыря. Перед окнами его кельи рос большой платан, всегда возбуждавший в нем веселые и приятные мысли. Его подвижная листва, колеблемая ветром, умеряла солнечный жар и освежала воздух; однако она не заслоняла собою неба, и Гагели мог свободно любоваться бледными переливами красок коротких сирийских вечеров и ярким блеском восходящего солнца, с невольной грустью вспоминая при этом сходные очертания и виды родной Иверии.
Стремясь найти успокоение в занятиях, Гагели усердно переписывал богословские книги, совершал длительные прогулки в горах и изредка беседовал с монахами. Он быстро выяснил, что Липарита Орбелиани в монастыре никогда не было и о нем никто не знал ничего достоверного. Одни говорили, что он бежал в Персию, другие — что он погиб у исмаэлитов, иные уверяли, что видели его в Антиохии при дворе Боэмунда.
Гагели скоро убедился в бесцельности своих поисков в стенах монастыря и начал бродить по окрестностям, бывать тайно в Антиохии, вести беседу с простолюдинами о всех пришельцах и беглецах из дальних мест.
Путем расспросов он надеялся напасть на след Липарита или, по крайней мере, выяснить время его окончательного исчезновения.
В одно из путешествий в Антиохию случайно на базаре он натолкнулся на чистильщика обуви, внешним видом и одеждой похожего на иверийца, но весьма в жалком и печальном состоянии. Желая помочь ему, Гагели спросил, кто он и откуда, и был крайне изумлен и обрадован, узнав, что это башмачник Вальден, недавно бежавший из Иверии от преследований князя Джакели в Палестину искать себе заработка, но он нигде не мог устроиться. Обрадованный Гагели обещал достать ему заказ на обувь для монахов и взял с собой в монастырь. По дороге Вальден успел рассказать ему про все, что делалось в Иверии: про нового царя, про недовольство князей, про царицу, которую насильно выдали замуж. Гагели не мог прийти в себя, слушая рассказ Вальдена об этих новостях, которые до основания разрушили все надежды Сослана и делали в известной степени бессмысленным не только их пребывание в Палестине, но самое главное — уничтожали значение всего предпринятого ими путешествия к Саладину и тех скитаний и лишений, какие пришлось перенести в прошлом, и ожидавших их в будущем страданий. Гагели со всей ясностью представлял себе отчаяние Сослана, когда он узнает о браке Тамары с Юрием и обо всех происшедших в Иверии переменах.