Я открыла глаза, заморгала, солнечный свет ослепил меня. Что я вообще тут делаю? У меня нет времени на этот бред! Неужели меня семь лет подряд мучил бы вопрос, что случилось с Филиппом, если бы я его собственноручно убила? Я собралась с мыслями, поймала их, как горстку светлячков, и нажала на газ.
Закончив телефонный разговор, я пошел в ванную комнату и долго стоял под душем. Затем я достал чистые вещи из своей небольшой дорожной сумки и оделся. Сразу почувствовал себя лучше.
Размышления мои прервал телефонный звонок. Я несколько раз слышал телефон, принимая душ. Он долго звонил, потом ненадолго замолкал — и звонил снова. Я встал, направился к телефону и поднял трубку.
— Алло!
В ответ молчание.
— Алло!
Откашливание. Затем мужской голос:
— Да, гм, алло. Извините. Это Мирко. Блюхер. Я работаю вместе с Зарой.
Я молчал.
— Н-да, гм. Я совсем недавно узнал о вашем возвращении, — продолжал он, — это же потрясающе. После стольких лет. Я видел вас по телевизору. В аэропорту. Невероятная история. Мои самые сердечные пожелания, или что там говорят в таких случаях.
— Спасибо.
— Н-да, — проговорил он.
А я молчал. Не из тех я людей, что испытывают потребность заполнить тишину болтовней.
— Могу ли я поговорить с Зарой? — спросил он наконец.
— Нет, — ответил я. — Ее нет дома.
— А, ну хорошо, спасибо. — И он повесил трубку.
Некоторое время я продолжал смотреть на телефон, затем вышел в сад и уселся под одним из яблоневых деревьев. Спать мне никак нельзя, а вот немного отдохнуть — можно. Женщина сюда вернется. Все-таки это ее дом, просто так она мне его не отдаст. Я достаточно хорошо разбираюсь в людях, чтобы это понимать.
Мне представлялось, что все это будет куда проще. Но жизнь — она не такая простая. Она разная, но уж точно непростая. Чувствую, как мысли мои возвращаются в лагерь, вспоминаю ссоры, какие там постоянно возникали — и всегда по ничтожному поводу. Кому мыться первым, кто оставил другим слишком мало еды, кто храпит или треплется без умолку, кто смеется очень уж громко. Меня такие вещи вообще не беспокоили. Единственное, чего я совершенно не выносил — это отсутствие личного пространства. Если кто-то касался моих вещей, я просто выходил из себя, и ничего тут не поделаешь. Что ж, у каждого своя мера чувствительности.
Вспомнился мне мой лучший друг по лагерю. Дома у него тоже остались жена с ребенком. Как у меня. Мы поддерживали друг друга, стали как братья, причем на годы. Читали одни и те же книжки. Обсуждали одни и те же темы. Я любил этого парня, хороший он был человек. Обещание, данное ему, я не нарушу.