— Самозванец. Мошенник.
— Ты это серьезно? — спросил он. — Но тогда что, скажи на милость, ему от тебя понадобилось?
Я не могла больше ничего добавить. Я открывала и закрывала глаза как марионетка.
— А где сейчас Филипп, то есть этот человек? — спросил Иоганн.
У меня чуть не вырвался вздох облегчения.
— Точно не знаю, где-то внизу, — ответила я.
— Он в твоем доме? — спросил Иоганн.
Я ничего не ответила. Только бессмысленно кивнула, хотя этого никто не мог видеть.
— Зара, я не знаю, что с тобой происходит, но ты должна взять себя в руки, — подытожил Иоганн.
— Взять себя в руки? — воскликнула я.
— Если это не Филипп, — сказал он с подчеркнутой сдержанностью, — то кто же тогда?
— Я не знаю, — ответила я. — Поверь, мне бы тоже очень хотелось…
— Но если это не Филипп, — перебил Иоганн, — тогда что делает незнакомый человек среди ночи в твоем доме?
— Я пыталась его…
Иоганн опять не дал мне договорить, — не давал даже слова произнести.
— Если это не Филипп, тогда почему никакие органы не распознали ошибку?
Я старалась сохранять спокойствие, но чувствовала, будто по телу моему семенит целая армия муравьев.
— Не знаю, но вместе мы могли бы разуз…
— Если это не Филипп, — продолжил Иоганн, почти срываясь на крик, — почему ты тогда не позвонила в полицию?
— Я хотела позвонить! Но он сказал, что…
— Если это не Филипп, — голос Иоганна опять стал ледяным, — тогда почему, черт побери, на фотографии, которая лежит сейчас передо мной, Лео сидит у него на руках?
Я окончательно растерялась. Все шло не так, как я предполагала.
— Проклятие, ты позволишь мне наконец договорить до конца. Если бы ты послушал хотя бы секунду, то понял бы! Этот тип хитер! Он…
— Это ты лучше выслушай меня, девочка, — сказал Иоганн.
От его растерянности не осталось и следа, в голосе звучали холод и угроза; мне говорили, что иногда на Иоганна находит, но мне довелось пережить это его состояние впервые.
— Я не знаю, что с тобой творится, и не желаю знать. Меня не интересует, водишь ли ты шашни с другим или просто свыклась с ролью охренительно богатой вдовушки и считаешь слишком напряжным принять мужа, семь лет проведшего в плену, потому что теперь помимо себя хорошей надо заботиться и о ком-то другом. Все это мне до лампочки. Но ты, черт побери, возьмешь себя в руки, поняла?
Он положил трубку.
Меня обдало холодом. Ледяным холодом.
Только сейчас я заметила, что металась в раздражении по комнате из угла в угол. И тогда опустилась на кровать.
Что с ним случилось?
Подумай, черт подери, о ребенке, ведь именно так сказал Иоганн. Или я ослышалась? Неужели это скрытая угроза забрать у меня ребенка? А кампания, какую развернули