— Так мужчины себя ведут, — добавил он как будто бы в шутку, но я не доставила ему удовольствия — не рассмеялась. Я настаивала на том, чтобы ни слова больше мы не произнесли об этой проклятой ночи, об этом треклятом лесе, об отвратительном стуке, о глухом ударе, и Филипп сдался. Я молчала, и он молчал вместе со мной.
Несколько недель подряд, пока не наступил тот самый вечер. Когда Филипп вошел в кухню, я как раз собиралась кормить Лео.
— Знаю, знаю, что мы договорились об этом не вспоминать, но… — начал он, между прочим, со мной даже не поздоровавшись.
Я вздрогнула, бросила на него исполненный злости взгляд.
Встала и с Лео на руках пошла вон из кухни:
— Больше не желаю об этом ничего слышать.
— Остановись хоть на секунду!
Но я не остановилась. Не хочу, не могу, я просто его не выношу!
Еще дважды он попытался завести этот разговор, уж не знаю, зачем. Как он утверждал, не вспоминать об этом — ненормально. Как я считала — чтобы меня помучить. Так или иначе, но я его не слушала.
Он пришел в ярость. Ну и пусть, мне все равно.
Вскоре он сообщил, что на несколько дней улетает в Южную Америку, вот уж я обрадовалась.
…Внезапно я вернулась к реальности: Филипп притормозил, поехал со скоростью пешехода, затем остановился. Мы находились на уединенной дороге посреди леса. Куда ни глянь — никого, мы совершенно одни. Я повернула голову — а рядом со мной чужак! Адреналин ударил мне в кровь, мне мигом стало ясно, что я совершила смертельную ошибку! Никто не знает, что я нахожусь здесь. Никто меня не найдет. У меня нет оружия. Ни пистолета, ни ножа, ни баллончика с перцем, могущих меня спасти. Чужак повернул голову. Филипп посмотрел на меня. Прочитал ужас на моем лице.
— С тобой все в порядке?
Я вдохнула и выдохнула. Мне понадобится еще много времени, чтобы соединить того человека, который наводил на меня страх и ужас в последние дни, и моего мужа. Мне понадобится еще много времени, чтобы привыкнуть к тому, что он вернулся.
Я осмотрелась.
Да, именно здесь это произошло, подумала я.
Почему он поступает так жестоко, зачем он привез меня сюда?
Неужели он снова и снова будет заставлять меня каяться?
Филипп вылез из машины. Я последовала за ним. Эхо захлопнутых дверей отдавалось у меня в голове пистолетными выстрелами. Желудок свело. Луна освещала лесную опушку бледным светом, но ему не удавалось выхватить из темноты размытые силуэты. Лес тихонько шумел. Филипп направился прямо по лесной тропе, и уже через несколько метров тьма поглотила его. Я заторопилась вслед за ним.
Вдруг рядом послышался шорох и хруст, я вздрогнула, повернула голову вправо и чуть не завопила, увидев два больших и блестящих глаза, уставившихся на меня из-за деревьев. Я замерла на месте, точно как косуля, которая стояла там на тонких своих ногах и печально на меня смотрела, а потом исчезла где-то в подлеске. Шум деревьев, крики сов, шуршание каких-то птах в траве — как все зловеще, темно, близко. Кровь стучала у меня в ушах, окрашивая ночной лес темно-красным цветом, деревья словно нашептывали что-то свое, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не зажать уши ладонями, как делают испуганные дети. Я едва не натолкнулась на Филиппа, который неожиданно остановился.