Приближалась полярная зима — это с грустью почувствовали путешественники в налетевшем — леденившем кровь-порыве ветра. Ни внизу, ни по сторонам ничего не было видно. Казалось, будто шар был неподвижен, но на самом деле он несся очень быстро.
Вдруг Стринберг, бывший на вахте в то время, как Андре и Френкель отдыхали в глубине корзины, вскрикнул:
— Все наверх! Мы сейчас налетим на гору!
И через несколько секунд страшный удар, от которого все свалились с ног, потряс корзину. Но, когда все вскочили, шар благополучно продолжал движение, изредка задевая еще корзиной о верхушки льдин. Оказалось, что аэростат от потери газа и влажности настолько снизился, что начал цепляться за выступавшие вершины торосов.
Пока шар парил высоко над льдами, он казался почти неподвижным, но теперь, когда он несся со скоростью около тридцати километров в час над самым льдом, казалось, что вот-вот он ударится о ледяную гору, и корзина разлетится вдребезги.
С твердой решимостью Андре не побоялся выбросить еще часть провианта, инструментов, драги, якоря — всего около 150 килограммов. Шар снова поднялся выше и понесся на высоте 150–180 метров, попрежнему подгоняемый холодным ветром.
Между тем, туман осаждался на поверхности шара густым инеем. Причудливые гирлянды ледяных иголок разукрасили веревки и канаты, убрали оболочку шара и корзину. Снова пошел густой снег, пушистым слоем ложившийся на шаровую оболочку. С ужасом воздухоплаватели заметили, что шар пошел книзу. Наступила решительная минута, о которой Андре много думал еще до отправления со Шпицбергена.
Взволнованным голосом ученый обратился к своим товарищам, не подозревавшим всей трагичности положения:
— Теперь, друзья мои, взвесим последний раз наше положение. Нам угрожает немедленный спуск, если мы не испытаем еще последний шанс: не отрежем корзину и не укроемся наверху, на опорном кольце аэростата. Быть может, только несколько десятков километров отделяют нас от земли. Нам нужно еще раз подняться кверху и оглядеться вокруг.
— Но не лучше ли опуститься на лед и попытаться достигнуть суши с помощью лыж и лодки? — возразил Френкель.
Андре протянул руку, указывая на безобразную всхолмленную поверхность льда. Помолчав минуту, он, словно говоря сам с собою, сказал:
— По этому льду без собак мы никуда не дойдем. Продовольствия много мы с собою не унесем, охотиться же здесь нельзя. За все время мы не заметили никакой дичи, кроме двух-трех птиц, которые пролетели вблизи аэростата на второй день вылета со Шпицбергена.
Все глубоко задумались. Лишиться корзины — значило отказаться от всех средств сообщения: лодки, саней, лыж; отправиться наудачу пешком в бесконечные пустыни севера, не зная, сколько километров осталось до ближайшего берега. Да и что ближе: Америка, Сибирь или Европа? Но спуститься вниз и отдаться сразу на милость суровому ледяному сфинксу — было свыше сил путешественников.