— Давай посмотрим, — хулигански предложила я.
Не то чтоб меня свидания интересовали, просто первый день требовал какого-то шикарного завершения. А то что? Добреду в свою комнатенку, чаю похлебаю и почивать?
— Сейчас?
Я постучала пальцем по приколотым на груди часикам.
— Уже девять, за два часа до полуночи — это ровно через час. Это же совсем не поздно еще будет. Или тебя родители дома заругают?
— Да какие родители, — Ляля усмехнулась, на этот раз грустно. — Сирота я. У дядюшки в приживалках живу, все никак не соберусь отдельные апартаменты подыскать. А двадцать пять годков мне еще весной исполнилось, сама себе хозяйкой стала.
Двадцать пять — это был важный возраст для любой незамужней женщины. В двадцать пять ты уже могла ходить по улицам без сопровождения, не попирая приличий, жить отдельно от родителей, и хотя считалась старой девой, обретенная свобода сие обидное звание искупала.
— Вот подыщу себе жилье, смогу хоть в полночь с тобой бродить, хоть за полночь. А пока… дядюшка строг, военного воспитания. Если до десяти вечера домой не явлюсь…
— Выпорет? — ахнула я, всплеснув руками.
— Я не знаю. Еще ни разу не опаздывала.
Ляля накинула на плечи отороченную кружавчиками пелеринку, надела шляпку, тоже до крайности кружевную — уж не дядюшка ли ей велит так одеваться? — и мы вместе спустились на первый этаж.
За конторкой сидел вахтенный, двери всех выходящих в приемную кабинетов были заперты, царила сонная нерабочая полутьма.
Ляля показала мне, как расписываться в книге приходов и уходов, обозначая точное время.
— Дядюшка за мной коляску прислал. Если хочешь, я тебя подвезу.
— Не нужно. Мне пешком недалеко. После насыщенного дня лучше пройтись.
— Понятно, — девушка улыбнулась с лукавинкой. — Кажется, новому чардейскому сыскарю не терпится самой все проверить?
Я непонимающе приподняла брови.
— Держи! — Ляля вложила в мою руку паучье зеркальце. — Развлекайся, коллега.
И выскользнула за дверь. Пока створка не захлопнулась, я слышала дробный стук каблучков по мрамору ступеней.
— Евангелина Романовна Попович? — вдруг отмер вахтенный, рассматривая мою подпись в книге приходов.
— Именно.
— Для вас тут сообщение оставлено.
Он порылся в отделениях конторки, пошевелил губами, читая адресатов, потом протянул мне записку. В ней крупным твердым почерком сообщалось, что одолженный мне для хозяйственных нужд фонарь я должна вернуть в хозяйственную часть не позднее восьми часов утра следующего дня. В противном случае мне грозил денежный штраф.
Я поморщилась. Фонарь я оставила внизу, когда нападала на ни в чем не повинного неклюда. Значит, мне придется или вернуться в присутствие до половины восьмого — а ежели учесть, что время работы заведения было с десяти, радовала меня эта перспектива мало, — или спуститься за казенным имуществом сейчас. Я выбрала второе.