— Как дышать забываю…
Уфф… Меня отпустило. Значит, не только с моим организмом эдакие катавасии случаются. Значит, точно его высокородие какие-то флюиды чародейские на барышень выпрыскивает.
— Он же злой как черт, начальник наш, — продолжила Ляля.
— Орет?
— Да лучше бы орал! У меня дядюшка крикун записной, я к этому привычная. А Семушка — нет, взглянет эдак презрительно и слова сквозь зубы цедить начинает. Меня с самого начала предупреждали, что он женщин презирает…
— И причина на это какая-то имеется?
— Что-то такое было… — Ляля воровато оглянулась на дверь и понизила голос. — Знаешь графиню Головину, фрейлину ее императорского величества?
Я покачала головой.
— Да знаешь. Про нее часто в газетах пишут. Прелестнейшая графиня Г.
Я радостно кивнула — знаю! Пресса об этой аристократке писать любила. Графиня Г. на водах устроила великолепный прием, графиня Г. осветила своим присутствием благотворительный аукцион, туалеты графини Г. в этом сезоне заказывались в Париже…
— Поговаривают, что у нашего Семена Аристарховича с блистательной фрейлиной роман был страстный, до того как она за Головина замуж вышла. Он даже стрелялся на дуэли…
Интереснейший разговор прервался с появлением в приемной Мамаева.
— Как поживаете, букашечки?
Одна из букашечек хихикнула и покраснела, вторая же внимательно осмотрела мамаевский серый костюм, примечая, не оттопыривается ли где карман приказного чардея от коробочки с обручальным кольцом внутри.
— Вашими молитвами, — ответила я за обеих. — Господин статский советник велел мне до субботы не куролесить.
Специально тоном подчеркнув слово «суббота», я надеялась, что Эльдар сейчас рассмеется и развеет все мои тревоги, с этой самой субботой связанные. Но он лишь рассеянно кивнул и скрылся в кабинете.
Я поднялась с места и бочком подошла к двери.
— Зря стараешься, — кисло проговорила Ляля. — Червонец поставлю на то, что они там щитами прикрылись, чтоб ни одного словечка наружу не утекло.
— Нам не доверяют? — возмутилась я, будто и не собиралась только что подслушивать.
— Не нам, а мне.
Вот тут я удивилась. Ольга Петровна продолжила:
— Семен Аристархович опасается, что я все, что на службе происходит, дяде пересказываю. Интриги у нас здесь — почище мадридского двора.
— А дядя у нас кто?
— А дядя у нас — обер-полицмейстер Петухов.
Тут я одновременно удивленно открыла рот и получила по спине — да пониже спины, чего уж там — створкой двери, челюсти щелкнули, я прикусила язык.
— Зайди к нам, Гелюшка, — велел Зорин.
Мамаев наслаждался прохладой, Семен Аристархович кивнул на свободный стул, предлагая мне присесть: