«Не считая прибывшей только что, здесь всего одна констебльская карета», – подметила она, изучая подъездную дорогу.
Что бы ни произошло в этом особняке, Арадель, видимо, не хотел привлекать внимание. Ваксиллиум подошел ко входу, огляделся, нашел глазами Мараси и подозвал взмахом руки.
– Ты знаешь, в чем суть дела? – негромко спросил он, пока Редди и другие констебли совещались возле кареты.
– Нет. Тебя не проинструктировали?
Ваксиллиум покачал головой. Посмотрел на кровавые пятна на платье, которые выглядывали из-под форменного жакета из жесткой коричневой ткани, и начал подниматься по ступенькам. За ним последовал Уэйн.
Два констебля, мужчина и женщина, стерегли вход в особняк. Они отдали честь, когда Редди догнал Ваксиллиума – демонстративно игнорируя Мараси, – и провели их внутрь.
– Мы пытались держать все под очень строгим контролем, – сообщил Редди. – Но раз уж к этому причастен лорд Винстинг, известие о случившемся обязательно просочится. Ржавь, начнется кошмар…
– Брат губернатора?! – переспросила Мараси. – Да что тут произошло?
Редди указал на лестницу, ведущую наверх:
– Полагаю, мы найдем главного констебля Араделя в большом бальном зале. Должен предупредить, что зрелище там не для слабых желудком.
Он многозначительно посмотрел на Мараси – та вскинула бровь:
– Меньше часа назад меня забрызгало, оттого что совсем рядом в буквальном смысле взорвалась человеческая голова, капитан. Уверена, со мной все будет в порядке.
Не ответив, Редди повел их вверх по лестнице. Мараси заметила, как по дороге Уэйн прикарманил маленькую декоративную коробочку с сигарами марки «Гражданские магистратские», заменив ее на битое яблоко. Надо будет позаботиться о том, чтобы он вернул коробочку на место.
Бальный зал этажом выше усеивали трупы. Мараси и Ваксиллиум остановились в дверном проеме, обозревая царивший внутри хаос. Убитые были в блестящих вечерних платьях или строгих черных костюмах. Шляпы слетели с голов, изысканный желто-коричневый ковер покрылся обширными узорами из кровавых пятен. Будто кто-то подбросил в воздух корзину яиц и позволил им упасть, расплескав содержимое по всему полу.
Клод Арадель, главный констебль Четвертого октанта, изучал место преступления. Выглядел он совсем не так, как полагалось констеблю: квадратное лицо украшала многодневная рыжая щетина – брился он только под настроение. Обветренная, изрытая глубокими морщинами кожа свидетельствовала о многих днях, проведенных не за письменным столом, а на оперативной работе. Араделю было, наверное, уже под шестьдесят, хотя свой истинный возраст он хранил в секрете – даже в документации октанта вместо даты рождения стоял знак вопроса. В чем никто не сомневался, так это в том, что в жилах Араделя не было ни капли благородной крови.